Амгунь - река светлая

Домрачев бочку оглядел. В щелки между клепок кое-где сочилась вода.

— Рассохлась?

— Ничего, выправим. Под капусту пойдет.

— Пойдет, куда денется. Только клепка воду возьмет. Обручи надо подбить.

Свет от воды резал глаза, старик держал руку козырьком и из-под козырька смотрел на Домрачева.

— Вижу: мотаешься ты?

— А что делать?

— И я так думаю: не мед у тебя служба, Сема, а нужная.

Тут и лейтенант подошел. Бодренький шаг у него, скорый, пружинистый.

— А что за костер утром горел здесь, дедушка?

— Да мало ли ездют. Я и то думал: не на тонь ли? Погодя посмотрел — нет их уже, ушли кудай-то.

— А что ж не спросили?

— Кого? Их? Кто же скажет, сынок! Куды ж мне, старику, совать свой нос?

Лейтенант задумчиво протянул:

— Да-а.

И на Домрачева скосился: а что я говорил, сразу бы надо их проверить.

Домрачев спокойно глянул в его глаза.

— Ушли, стало быть, и разговоров об них нет. — На старика посмотрел и не стал таиться от лейтенанта: — А ты, Андрей Осипович, тонь одну-другую сделай все ж… Снасть имеется, думаю…

— Дак запрет же, Сема. А конец найду — имеется.

До лейтенанта дошло. Лоб сморщил гармошкой, с ноги на ногу переступил в смятении. Домрачев, примечая белую рубашку Бато Киле на крыльце, досказал уже тверже:

— Бато возьмешь в напарники. Тоже небось рыба нужна.

Сказал и, крепко ступая, пошел к катеру. Лейтенант — следом. Гальку ширяет сапогами. Сопит.

Понял он или нет, в чем дело? Может, лучше было обговорить этот вопрос с ним раньше — на воде. Конечно, лучше бы так, да вот сказано.

Да и не шибко горевал Домрачев от этих неожиданных своих слов. Шевельнулась мысль и затихла, и больше другое занимало его в этот момент.

Когда проходили мимо Мунгуму, приметил Домрачев копошение у лодок на берегу, и хоть далеко было, признал Степку Лукьянова, его угловатость.

«Рыбалить собрался Степка, — подумал Домрачев. — И темна не ждет, язва. Вроде как вызов дает, эдакий дурачина».

Домрачев вздохнул: знать бы, куда Степан наладился, какую тоню выбрал. Можно бы и уйти от неприятностей, потому как не сможет он наложить штраф на Степку, сетки его последней лишить.

Домрачев на солнце посмотрел — высоко, часа два до заката болтаться еще будет между небом и землей, не торопится. Домрачев ругнулся матерно, как давно уже с ним не бывало: и чего Степка на рожон-то прет, чего?

А тут лейтенант с вопросом:

— Этот дед, Семен Никитович, кто вам будет? Родня или просто?..

— Какой дед?

Домрачев непонимающе смотрел на лейтенанта.

— Вы ему сплав разрешили…

Вон оно что! Вона как ты все понял!.. Родня, значит… Пришил уже. Осудил.

Домрачев прищурился и, пригнувшись, подался вперед.

— Считай, родня.

Как обрезал. А сердце тоска охватила, такая тоска, что хоть плачь. Да что ж это такое?!

В расстройстве Домрачев не заметил, как пропустили они Партизанскую косу, как проплыли мимо нее травянистые берега с тальниковой чащобой, с аккуратными копешками в глубине, с золотистым песком вдоль плесов и с опрокинутыми в них осенними сопками с богатой палитрой чистых и ярких красок. И только когда вылетела лодка на простор и медным отсветом ударил Амур по глазам отраженным лучом солнца, рыбоинспектор оглянулся. И увидел яростную рыже-красную текучую воду, и отодвинутые рукой разноцветные, словно вывернутые наизнанку горы, и стайку уток на взлете, и плоское, словно отдраенный медный таз, солнце на уровне глаз.

Чтобы уберечься от блеска воды, он пониже надвинул козырек фуражки и набычил голову, на мгновение отпустив штурвал. Достал сигареты и спички, жадно вдохнул сигаретный дым. Лейтенант каменно сидел в своем кресле, оглядывая Амур, и лицо у него спокойное, и дум на нем никаких.

А впереди виднелись уже Орловские острова, и там огненным колесом катилось по зелени солнце, румяно вспыхивала вода проток и озерцов, по-вечернему сникали тальники, и сильно, свежо веяло травой. Запах был чистый, незамутненный, и сколько ни внюхивался Домрачев, признаков дыма не было.

Орловские острова — сенокосные угодья мунгумуйцев, и люди здесь бывают только в сенокосную страду. Сюда выезжают рыбаки-любители, у кого лодки понадежнее, половить карасей, отдохнуть на свежем воздухе. Зимой же на острова приходят охотники на зайцев и лис, махальщики.

Домрачев с некоторых пор не любил эти острова. И сейчас, глядя на приближающуюся землю, он чувствовал, как знобкая дрожь охватила его тело от затылка до пяток, и в мозгу высветилось имя его погибшего брата — Алексея.

Здесь, на глухой Берендинской протоке, неизвестные люди почти в упор застрелили рыбоинспектора Алексея Домрачева. Из-за рыбы расправа и вышла. Алексей браконьеров прихватил на месте преступления, когда рыба, оглушенная взрывом тола, брюхом вверх плавала по всей проточке…