Amicus Medicus. Ложная тревога

После перерыва на обед, слишком короткого, по мнению изрядно утомившейся Мариты, зеваки начали расходиться по домам, работа пошла по-накатанному, бойчее. Взрослые братья поменялись местами, и ближе к вечеру, когда на площади осталось только несколько больных, Берик начал поручать Кинусу в одиночку накладывать мази, фиксировать стигмы болезней в тетради, и даже проводить полный прием, с назначением лечения — в общем, потихоньку приобщать к настоящей работе. Конечно, это не должно было быть слишком сложным, ведь он помнил почти все пятерки стигм и восьмерки дополнительных знаков каждой из сотни главных болезней, перечисленных в большом Курабилисе, и признаки всех восьми болезненных состояний из Патологии, иначе бы его не рекомендовали к службе в Экипаже. Но с назначением лечения, если это был не обычный нарыв или кашель, почему-то было не так просто. Взрослые братья практически мгновенно называли нужный препарат, пока свежевыпущенные медикусы вспоминали и сопоставляли сочетания признаков и стигм с нужными стихиями и веществами. Годичная практика в клинике Академии улучшила дело, но не настолько, насколько хотелось бы Кинусу. Он с отчаянием думал, что ему никогда не достичь этого блеска мастерства. Никогда он не будет уверенным, стремительным росчерком скреплять запись в рецепте, авторитетно объявлять: «Вам назначен истодум вернотум. Будьте здоровы!». Никогда его не позовут лечить знатную особу, как позвали Мариту вчера вечером, как ее звали почти в каждом городе на пути… А здорово было бы взглянуть, как живут сеньоры, и особенно — на их жен и дочек… Но нет, он будет часами сидеть, как сейчас, записывать обозначения стигм для памяти и листать толстенный Коллекториум. И в конце будет мяться, без уверенности, что сделал правильное назначение. Хоть Берик и уверял его, что с опытом все будет быстро и точно получаться… Кинус хорошо помнил, как два года назад из братства «отпустили» (фактически — выгнали) Фабио Тонти, у которого больной умер от неправильного лечения прямо в клинике Академии! После этого случая все назубок затвердили, что на твердый нарост павия тулис категорически нельзя накладывать компресс с кубелой поникшей, иначе быстро развивается гангрена.

Кинус поднял голову от Коллекториума. Берик и больной смотрели на него, с разными выражениями на лицах. Полуседой загорелый крестьянин с пузиком, сидевший напротив, — с сомнением и надеждой. Брат, стоявший за его спиной, — с терпением.

— Предполагаю, что у вас воспаление, именуемое морулус панкреас. Должно быть предписано есть только белое, а не темное мясо, не реже двух раз в день, не пить и не есть сырого, жареного, холодного, соленого, сладкого, горячего и острого. Для лечения — пурум видеус корнус, трижды в день перед едой.

Кинус вопросительно смотрел на Берика. Тот утвердительно кивнул, объявил: «Все верно!», обошел стол, наклонился и прошептал на ухо: «Замени на аскалодус». Кинус на минуту наморщил лоб, посмотрел вверх, изобразив раздумье, и сказал, осмелившись на этот раз взглянуть прямо в глаза больному:

— Пожалуй, для более мягкого действия мы применим другое лечение — аскалодус рудус меагрум.

— Спасибо, святой отец! Так, значит, все будет хорошо у меня, буду жить?

— Хворь серьезная. Неустанно молитесь, посещайте службы и выполняйте всё предписанное. Я не святой отец, мы терциарии. Правильно будет говорить — медикус или медикс. Будьте здоровы! — Кинус протянул записку. Мужичок выхватил ее из рук и, поклонившись несколько раз, отошел к фургону и протянул бумажку в окошко.

Кинус отвернулся и украдкой вытер пот со лба.

— Кажется, это был последний?

— Да. Ты держался молодцом! — Берик хлопнул его по плечу.

— Как же я сам не догадался, что аскалодус ему больше подойдет, у него же явный застой желчи!

— Да не волнуйся ты об этом. С твоим назначением он бы тоже поправился, так просто будет быстрее, и еще уменьшится живот, болезнь не так быстро вернется.

— Вернется? В учебниках этого нет, и нам не говорили…

— Ну, — Берик развел руками, — практика показывает, что рано или поздно болезнь возвращается. Посмотри на него: он же пропустил мимо ушей всё, что касалось изменения еды и питья. А привычки, которые его привели сюда один раз, сделают это снова.

— Тогда в чем смысл нашей работы? — удивился Кинус.

Берик взглянул на него с улыбкой.

— Разве вам не говорил профессор Паварис: «Не все семена всходят, но поле засеять необходимо»?

— Я думал, невсхожие семена — это про неизлечимые случаи!

— Как раз такой мы здесь и имеем… Давай-ка собираться.

Они начали складывать книги, тетради, перья и прочие принадлежности в короб.

Часы на башне ратуши пробили восемь. Кинус нагнулся, чтобы поднять табурет, когда почувствовал, что кто-то дергает его за рукав. Маленькая заплаканная девочка с растрепанными светлыми волосами испуганно глядела на него и показывала в сторону проулка, убегающего налево от ратуши.

— Что случилось?

— Помогите, дядя!

— Тебе нужна помощь?

— Нет! Да!.. Пойдемте…

Кинус вопросительно оглянулся на Берика. Тот кивнул.

— Хорошо, давай посмотрим, кому нужна помощь. Веди.