Относительно декораций и mise en scene’ы пасторали "Аминта" в современной автору постановке у нас нет определенных данных. Приходится ограничиться замечанием, что один намек в тексте указывает на принцип единства места, которому в данном случае Тассо следовал. Именно, в первой сцене третьего акта хор замечает: — Здесь, по дороге, многие проходят". Это "luogo di passo" и является тем театральным местом, где и развивалось действие пьесы.
О костюмах действующих лиц пасторали" мы имеем богатый источник сведений в трактате Сомми, современника Тассо — "Dialoghi in materia di rappresentazione scenica".
Фантастические лица — магов или богов (в нашей пьесе к я фантастическим" лицам должен быть отнесен сатир) — Сомми предлагает одевать сообразно вкусу ставящего пьесу. Для нас этот вкус определяется данными итальянской живописи конца XVI и XVII веков. Гораздо строже, почти мелочно, регламентируются у Сомми одеяния пастухов и нимф. Здесь замечается, с одной стороны, стремление к историзму — в требовании одевать пастухов, как гомеровских героев: именно, поверх рубашки без рукавов автор "Dialoghi" предлагает укрепить две шкуры. С другой стороны, явный анахронизм заключается в указании на ткань материи, из которой должны быть сшиты рубашки, — индийскую Тафту, модную в светском обществе конца XVI века. В нашей пасторали имеются как раз данные, подтверждающие исполнение этого требования Сомми. Пастух, рассказывающий о гибели Аминты, говорит:
В наряде нимф модернизация еще более заметна. Для красоты, наряда Сомми предлагает накрахмаливать туники нимф, а волосы заплетенные в косы, перевить шелковыми шнурками, что было современной модной прической. Интересно, что нимфы и пастухи по Сомми должны являться на сцену с живыми собаками в красивых ошейниках. И как раз об одном из представлений пасторали "Аминта" сохранилась запись современника, что она была поставлена "с красивейшими интермедиями и различными животными, что явилось -прекраснейшим развлечением". Таким образом, реализм и условность, историзм и анахронизм сочетаются у Сомми в то "изысканное" целое, что.могло удовлетворить вкусы аристократических зрителей и гармонично сливалось с условным типом пасторали.
4.
Интерес к "Аминте" был обусловлен и некоторыми причинами, не имеющими особого отношения к ее художественным достоинствам. Зрители первого представления находили в- ней ряд намеков на придворную жизнь и окружающую обстановку, которые мы имеем
Пропущены страницы 18 и 19
Имя нимфы здесь упоминается не с целью только назвать ее, а как указание на соответствие этого имени (Сильвия — обитательница лесов) ее характеру, вернее ее отношению к влюбленному в нее Аминте.
Аналогичный случай встречается и в первой сцене второго акта:
Здесь, в словах сатира, имени Сильвии, самому по себе, также придается особое значение.
В стихах —
заключен намек на реку По, на берегу которой расположена Феррара. Ряд указаний на ту окружающую обстановку, в которой развивалось действие первого представления, встречается и в дальнейшем. Во второй сцене этого же акта говорится о Ферраре В стихах:
Намек на окрестности Феррары и остров Belvedere имеется так же во второй сцене второго акта —
В длинном эпизоде, начинающемся стихами Дафны:
до слов Сильвии:
Тассо намекает на события и лиц феррарского двора, точнее на события, происшедшие за два года до первого представления пасторали. Под именем Эльпино выведен Джован Батиста Пинья, секретарь герцога, и второстепенный, но очень тщеславный писатель.
Ликори — Лукреция Бендидио, придворная дама Элеоноры д’Эсте. В нее был влюблен в период 1561 — 1562 г.г.. и Тассо, который в честь нее написал свое первое сапхошеге. К 1570 году Лукреции, будучи замужем за Балдассари Макиавелли, была любовницей кардинала Луиджи д’Эсте. По ней вздыхал также Пинья, воспевший ее под именем Ликориды и посвятивший ей свой стихотворный сборник "Ben divino", в самом названии которого имеется намек на имя Бендидио. Этот сборник был издан с комментариями Тассо (Тирсид — настоящего эпизода) и Батиста Гварини (Батто — настоя.щего эпизода) за год до представления пасторали "Аминта".