Амёба

— Ну, натурально, теневики. На фирме-то, оказывается, долг висел! Но обрати внимание: на прежнего хозяина не наезжали ни разу — надо полагать, он им и на фиг был не нужен… Причём всё культурно: никаких утюгов, никаких паяльников, с бухгалтером приехали. Сан Саныч за телефон — телефон отрезан. «Ладно, — говорит, — волки позорные, чего надо?» Короче, пришлось ему, по слухам, кое-что подписать. Ушли теневики. Гасит Сан Саныч с горя ещё один стакан коньяка, выглядывает в окошко, а там гости дорогие в машину садятся. И тут ему, видать, обидно стало. Хватает он стопку тарелок из серванта — и с шестого этажа по теневикам! Одну за другой! Те залегли сначала, а потом смотрят — тарелки. Обиделись, вернулись, начистили Сан Санычу рыло и увезли. Так что, Вава, мы тут с тобой дурака валяем, а шеф с Лёней вторые сутки в теневой экономике сидят…

В ушах недвижного Вавочки стоял ликующе-скорбный вопль. Он глушил всё. Губы новичка шевелились, но звука не было.

Ты мудрый, Вавочка! Как вовремя ты остановился перед тем подъездом! Это мало кому дано: остановиться вовремя!.. Теневиков — тарелками? С шестого этажа? И долг на фирме! Интересно, какой?..

Из вопля вышел шеф — головастый, взъерошенный, широкий, как ларёк. Поигрывая дорогой фарфоровой тарелкой, встопорщил усы, сверкнул диковатым цыганским оскалом и сообщил доверительно:

— Ты, главное, за меня держись. Со мной не пропадёшь.

Сообщив, исчез. Вавочка снова стоял в отделе рекламы, рассматриваемый зелёными сочувственно-насмешливыми глазами.

— И что теперь? — Кажется, это спросил он, Вавочка.

— Теперь мне тащить всё это, как я понимаю, на своём горбу. — Новичок брезгливо шевельнул пальцем пару отбитых на машинке листов. — Кстати, и тебе тоже…

Уже на подходе к чуланчику Вавочка вспомнил, что забыл его запереть, и ускорил шаг. Открыл дверь — и замер в проёме. На краешке письменного стола сидел бочком огромный представительный юноша в тёмном венгерском костюме и с отчаянием разглядывал левую ладонь, словно пытался определить по линиям руки свою дальнейшую судьбу. И Вавочка с неслышимым миру стоном понял, что на большой розовой ладони управляющего Фондом лежат сиреневые микрокирпичики, на которые он расчленил сегодня резинку.

— Что это? — глухо спросил управляющий, поднимая на Вавочку совершенно ошалелый взор.

Вавочка был пришиблен последними новостями и соображал туго.

— Для маркетинговых исследований, — выдавил он наконец.

Управляющий снова уставился на ладонь. Казалось, ещё минута — и он сойдёт с ума.

Вавочка беспомощно пошевелил руками.

— Сан Саныч-то, — сказал он, жалко кривя рот. — А?

Управляющий побагровел.

— Дурак твой Сан Саныч, — рявкнул он и бросил упругие сиреневые крупинки на стол. — Тарелками по рэкетирам — это ж додуматься надо!..

Крупинки подпрыгнули, разлетелись, некоторые упали на пол. Вавочка с управляющим подобрали их и снова положили на место.

— В общем, так, — сказал управляющий, распрямляясь во весь свой внушительный рост. — Принимай отдел маркетинга, а этот ваш новенький… Как его, кстати, по отчеству?

Вавочка смущённо пожал плечами. Честно говоря, он и по имени-то его не знал.

— Ладно, завтра в отделе кадров выясним… Так вот, его бросим на рекламу. Костюм есть?

— Есть, — сказал Вавочка.

— С завтрашнего дня на работу только в костюме и с галстуком.

Вынесенный оползнем событий из бывшего детского садика, ныне украшенного с торца готической надписью «Росхристинвестъ», новорождённый начальник отдела маркетинга стоял и остолбенело смотрел, как грузятся в подержанные иномарки члены совета директоров. Больше троих в машину не помещалось. Поверх костюмов с безукоризненной родословной все как один понапялили чёрные кожаные куртки. Комиссары, блин. Бела кость. И хоть бы портфельчик у кого в руках, хоть папочка…

Портфельчик теперь (пока, правда, воображаемый) в руках у самого Вавочки, и нужно ещё обмозговать, хорошо это или плохо.

Сбоку от плоского бетонного крылечка, не обращая внимания ни на остолбеневшего рядом Вавочку, ни на грузящихся в машины директоров, сидел на корточках и равнодушно курил «мальборо» начальник охраны. Над ремешком правого шлёпанца отчётливо синела татуировка: «ПОСТОЙ КОНВОЙ».

Затуманенным взором Вавочка проводил отъезжающую кавалькаду и побрёл к распахнутым решётчатым воротцам. С мыслями ему удалось собраться лишь на проспекте.

Шли пыльные троллейбусы, по скверикам тянуло сухим дымом, невидимый огонь выгрызал чёрные дыры в лиственных пригорках, чиркали мётлы.

Вот тебе и Сан Саныч… Вот тебе и Сан Саныч… Вот тебе и «Афедрон»…