Амиру

Новость о его жениться — это первое, что услышала Соня, когда приехала к бабушке, которая была взволнована предстоящими событиями. С бабушкой Амира они обсуждали детали праздничного стола: что надо приготовить, сколько водки и вина еще купить, как важно все сделать правильно, по всем традициям. Да, они были разной веры и национальности, но годы, проведенные вместе, дети, выросшие рядом друг с другом, а теперь уже и внуки, сблизили этих разных женщин. Веселую староверку Груню и строгую, на вид даже грозную, но добрую сердцем татарку Розу.

Соня, как могла, с улыбкой, участвовала во всеобщей подготовке к свадьбе, она не задавала вопросов и из разговоров узнала, что Амир женится на татарке, специально для этого их познакомили родители.

Собственно за них все решили, но, видимо, они нравились друг другу, иначе не согласились бы на брак. Может, даже любили друг друга… Назира была правильной татаркой, она родит Амиру детей, которые тоже будут татарами.

Все происходящее было правильным, ровно до того момента, как Соня не вспомнила его руки на себе, его губы на своих губах. Она не хотела помнить, не хотела думать. Он женится, женится, а ей даже не писал, даже по дружбе, потому что не было никакой дружбы. Друзей так не целуют. Она не обманывала себя, она понимала, что это был просто поцелуй, порыв, ничего для него не значащий.

Все происходящее было правильным, пока не приехал Амир, один, без невесты.

Глава 3

Амир

В то лето, лето моей женитьбы, я схожу с ума. Схожу с ума от девушки, и это не моя невеста, нет. Я начал сходить с ума, видимо, с того момента, как увидел голубую юбку и ноги в стоптанных тапочках. Или …те трусики. В двадцать лет я уже имел некоторый опыт с женщинами, не слишком богатый, но он был. И я никогда не видел таких трусиков. И дело тут вовсе не в глупых рисунках и не в попе, которую они обтягивали, не оставляя шансов воображению, а в зеленых глазах, которые смотрели на меня испуганно и так нелепо по-детски. Белая майка, трусики и глаза. Я чуть было не схватился за штаны, под её грозное: «Ты и раздевайся», — но вовремя сообразил, что передо мной Соня. Соня, которой было шестнадцать лет, а выглядела она едва ли на четырнадцать. Соня, чьи разбитые коленки я знал лучше своих. Соня, которая писала мне письма не меньше, чем на 5 листах, и придумывала для меня сказку. Это была Соня….

Я мало что мог поделать со своим вполне определённым желанием к Соне, но отдавал себе отчет, что птичка не готова к отношениям, более того, она не заслуживает отношений со мной, отношений, которые не приведут никуда. Я не мог, не хотел и не стал бы поступать так с Соней.

До лета, когда она лежала головой на моем животе, беззаботно болтая ногой, накинутой на её же ногу, отчего юбка задралась выше, чем я мог вытерпеть. Подтянув Соню повыше, тем самым убрав из поля зрения бедро и край её белья, я увидел растерявшийся взгляд в стену. И услышал молчание. Молчание было свойственно Соне, она часто молчала, я почти никогда не знал, о чем она думала, но сейчас молчание было другим… И я, как последний мудак, не выдержал, я поцеловал её, быстро, невесомо, поймав губами её «ой». Конечно, я понял, что никто не целовал её прежде, собственно, я об этом знал, но моему паршивому эго было приятно в этом убедиться. Потом, позже, глядя на неё в зеленой блузке, видя её глаза, которые растерянно блуждали от моих губ к глазам и обратно, я попросту не смог удержать себя. Я поцеловал Соню. Поцеловал по-настоящему, как того требовал мой организм и мое паршивое эго. В этот момент, именно в этот, я понимал, что не смогу остановить себя, просто не смогу, и продолжал целовать Соню, пододвигая её к кровати. Да, я — скотина, но если бы нам не помешали, я бы вывернулся наизнанку, но взял бы Соню в тот день…

Мне помешал Марат. Марат, мой младший брат и лучший друг Сони. У них особые отношения, они болтают без умолка, Марат едва ли не единственный, с кем Соня говорит.

Она всегда готова смеяться над его шутками, а он ради Сони всегда готов пойти на любой риск. Наверное, если я стану считать, сколько раз я выпутывал их из передряг, потому что Соне так захотелось, то попросту собьюсь со счета. Они будто дышали одним воздухом, и тот факт, что она — полуеврейка и староверка, вовсе им не мешал. Как и то, что Соня решительно не разбиралась в спорте, а Марат был на нем помешан. И то, что Марат едва ли понимал хотя бы половину из того, что придумывала Соня или просто рассказывала из прочитанного. Они дышали в унисон. А я был лишним, я был изъяном, с вполне объяснимым желанием обладать Соней, но совсем меня не извиняющим.

Свадьбу было решено играть в селе, так было удобней моим родственникам и родственникам Назиры. И я приехал за три недели до свадьбы, чтобы помочь с приготовлениями, надеясь, что Соня забудется…