Амнезия. Дневник потерявшего память

Мне было немного жаль ее, но на самом деле непонятное растущее чувство внутри превратилось в гнев, готовый вот-вот все вокруг затопить. Однако внешне я выглядел спокойным.

– Со мной случилась амнезия. И я не симулирую. Даже самую малость. Еще я задаюсь вопросом, почему Арно открывает мои банковские отчеты. Если не ошибаюсь, на конверте написано мое имя. Случилось также то, что я в душе не… – ой, простите, – что я вообще не знаю, что мог сделать с этими деньгами, но надеюсь, я от души повеселился, потому что жизнь в этом доме – сплошная тоска.

Потом я развернулся и поднялся к себе в комнат у.

Меня все бесило. Казалось, я превратился в чайник со свистком – фьюить, – и напряжение должно было уйти, только вот свисток заклинило. Я не понимал, как прожил столько лет в этом доме, ни разу не взорвавшись. Конечно, с амнезией я просто не помню об этом. Может, я и раньше срывался. Только вот сильно в этом сомневаюсь. Иначе Арно с Беатрисой не впали бы в такой ступор.

Через какое-то время во мне взыграло любопытство, заставив открыть дверь и прокрасться на цыпочках к лестнице. Арно и Беатриса по-прежнему были внизу, и между ними шел горячий спор. Однако они говорили слишком тихо, и я ничего не мог разобрать, пока в какой-то момент Беатриса не повысила голос.

– Все это из-за удара по голове! – заявила она. – Иначе бы он так себя не вел.

– Может, он не шутил, – возразил Арно, – и правда принимает наркотики.

Беатриса сдавленно вскрикнула и ушла на кухню. Арно последовал за ней, и я уже ничего не слышал.

Я был зол, но глубоко внутри зашевелилось чувство вины: они в этой ситуации виноваты не больше моего. Мы все угодили в ловушку.

Голова шла кругом: конечно, я хорохорился перед Беатрисой и Арно, однако все равно не понимал, что мог сделать с такой суммой. Гигантской суммой. И что за щедрые «придурки»? Для парня-голограммы, как сказала бы Аделина, у меня слишком много тайн.

Головная боль переросла в мигрень. Вот уже несколько дней она таилась где-то внутри, а теперь решила заявить о себе. Да и неудивительно: столько мыслей роилось в черепной коробке.

Все прояснилось бы, если бы вернулась память. Однако я чем дальше, тем больше боялся этого. Ромен Валинцки, о котором рассказывали остальные, казался мне настолько неинтересным, что я сам не стал бы с ним дружить.

Среда, 2 июня

13 часов 30 минут

Сегодня утром меня ждал сюрприз! Завтрак в доме № 33 по улице Жаворонков вой дет в историю.

Когда я явился на кухню, Арно с Беатрисой уже ждали меня, потягивая из чашек ройбуш (это такой чай без малейших признаков кофеина, типа чайной версии кока-колы зеро).

– Присаживайся, Ромен, – сказал Арно с улыбкой. (Натянутая, но все же улыбка – лучшее, что я мог ожидать после своего вчерашнего представления.)

– Хочешь чашку ройбуша? – предложила Беатриса, приподняв чайник (и улыбаясь еще более нервной улыбкой). – С ароматом имбиря и бергамота – твой любимый.

Я покачал головой и нехотя сел. Их натянутые физиономии приводили меня в больший ужас, чем их обида. Если честно, я бы предпочел хорошенькую взбучку.

– Прости нас за вчера, – отчеканил Арно, не переставая улыбаться (не знаю, как он это делал, должно быть, через силу), – ты действительно прав. Это твои деньги. И ты можешь тратить их как угодно.

У него покраснели уши. Я чувствовал, что не в его привычках извиняться и Арно было до смешного сложно произнести эти безобидные слова. Я оценил усилия.

– Понимаешь, просто мы волнуемся за тебя, – добавила Беатриса, – иногда такие новости показывают по телевизору… Уверен, что все хорошо?

Мне захотелось рассмеяться. Как можно спрашивать об этом в подобных обстоятельствах? Но я сдержался. Подумал, что нужно хвататься за эту протянутую маленькую трубочку мира. Это было в моих же интересах, особенно если учитывать, что я пришел с твердым намерением подключить мобильный интернет. Кроме того, я уже понял, что больше информации из них не вытяну, так как они уверены, что это только замедлит восстановление памяти.

– Да-да, все хорошо.

Усилием я растянул улыбку на лице в ответ на их гримасы. Понятия не имею, какие отношения связывали нас ранее, но так не могло больше продолжаться.

– Ромен… Хочу, чтобы ты знал… – завел Арно. – Ты обо всем можешь нам рассказывать, понимаешь… просить нас о чем угодно. Мы изо всех сил будем стараться, чтобы… чтобы тебе было хорошо. В этой ситуации мы вместе.

– Это правда, – повторила Беатриса немного плаксивым голосом, – мы желаем тебе только самого лучшего.

Казалось, они говорили искренне, хотя я не мог отделаться от ощущения, что Арно собирался сказать «чтобы к тебе вернулась память», а не «чтобы тебе было хорошо». Да и насчет Беатрисиного «самого лучшего» я тоже не был уверен, что оно отвечает моим ожиданиям. Однако все это относилось к темной стороне силы, старающейся соблазнить меня, юного падавана[12]. Надо сопротивляться, не сдаваться, а от одной только мысли разыграть с Арно сцену «Я твой отец» становилось жутковато.