Амон-Ра

Мастерская была слабо освещена, так как ее единственное, маленькое окошко пропускало совсем немного света. Но Захарию это не мешало, он любил работать при горящих свечах. В одном уголке мастерской стояла тахта, около окошка — рабочий стол Захария, остальные углы и ниши в стенах были заняты инструментами, а на полках лежали небольшие кусочки золота и серебра, стояли коробочки с драгоценными камнями. В мастерской было чисто, все вещи в ней имели свое место. Чувствовалось, что хозяин любит во всем порядок.

Амон-Pa почему-то думал, что в мастерской увидит выставку изделий прославленного ювелира. Он воображал, как Захарий показывает ему то одно изделие, то другое и с гордостью рассказывает о каждом из них. Но, войдя в мастерскую, мальчик сразу понял, что скромный и застенчивый, да еще и бедный и беззащитный, Захарий не может позволить себе такой роскоши. Все, что он создавал, сразу забирали заказчики, у него же оставались "золотые" руки и кусок черствого хлеба. А несколько месяцев тому назад он чуть было не потерял и свои руки. До сих пор Захарий так и не понял, что тогда произошло. Может быть, все это ему приснилось: и ожоги, и исцеление рук? Он не мог постигнуть умом, как же Амон-Pa вылечил ему руки.

— Вот так я живу, сынок! — развел руками Захарий, — Эго все, что у меня есть, большего мне не надо!

Амон-Pa с любопытством рассматривал инструменты ювелира. Захарий стоял рядом и не сводил с него глаз.

Потом они уселись на тахте.

Захарий откуда-то достал маленькую коробочку, открыл ее и вынул из нее изделие.

— Это тебе, сынок… — и положил что-то мальчику на ладонь.

Амон-Pa внимательно посмотрел на изделие, и у него от восхищения перехватило дыхание: на его ладони лежала чудесная вещь. На его руке покоилось настоящее миниатюрное солнце! Это было восходящее солнце, оно испускало первые рассветные лучи и готовилось взойти из-за горы и осветить весь мир. Лучи же его были усыпаны переливающимися и сверкающими всеми цветами радуги бриллиантами и другими драгоценными камнями.

Мальчиком овладело странное переживание: разве не это солнце созерцал он, когда, закрыв глаза, сосредоточившись самозабвенно, исцелял руки мастера? Тогда перед его взором возникло сказочное зрелище: как покорял мастер благородный металл, как его сильные, но такие нежные пальцы скручивали и плели тончайшие золотые нити, с какой точностью, любовью и изяществом эти пальцы вставляли в них драгоценные камни. И вот что получилось: настоящее восходящее солнце, только маленькое, которое умещается на человеческой ладони! Амон-Ра понял — это был шедевр мастера. И хотя сын рыбака не имел опыта оценки ювелирных изделий, но сердце определенно подсказало, что на его ладони лежало маленькое чудо!

Еще одно странное чувство овладело мальчиком.

Чем внимательнее он рассматривал изделие, тем яснее замечал в восходящем солнце образ Мары. На золотом диске солнца незаметно возвышались тонкие формы, и воображение Амон-Pa улавливало полное доброты лицо Мары. "Надо спросить!" — подумал мальчик.

— Захарий, я и вправду вижу образ Мары или мне кажется?

Ювелира не смутил этот вопрос и он ответил прямо и откровенно:

— Ты прав, сынок. Я всю жизнь любил Мару… Она же любила Амона. Мара была для меня ангелом, спустившимся с небес.

"Так вот почему он одинок", — с грустью подумал Амон-Pa. Мальчик проникся чувством сострадания к мастеру, и поэтому ему захотелось сказать Захарию что-нибудь приятное:

— Ты очень хороший! — сказал он тихо мастеру. А затем, после минутного молчания, когда каждый осмысливал состоявшееся откровение, Амон-Pa спросил:

— Скажи, Захарий, сколько времени ты трудился над этой вещью?

— Всю жизнь и одну ночь! — ответил мастер.

— Как это? — удивился мальчик.

— Мару я любил всю жизнь и потому постоянно думал, как отразить, как выразить свою любовь в изделии. Я долго искал формы выражения единства Мары с Солнцем. Искал даже во сне. Но постичь, понять это я смог только вчера ночью, и получилось то, что ты держишь в руках. Если бы Мара была жива, я преподнес бы это украшение ей. Но теперь оно принадлежит тебе…

Амон-Pa собирался сказать мастеру, что не может взять эту прекрасную вещь, что она очень дорогая, что она есть чудо на многие века и поэтому должна остаться у мастера. Но Захарий остановил его. Он взял медальон с цепочкой, нежно погладил его, поцеловал и, что-то прошептав, повесил мальчику на шею и спрятал на его груди под рубашкой.

— Носи это всегда с собой, сынок, будешь защищен от злобы! — и добавил: — Вот теперь я спокоен!

Мастер с нежностью погладил мальчика по голове.

— Спасибо, Захарий… Какое у тебя прекрасное сердце!

Наступило короткое молчание. За это время Амон-Ра и Захарий обменялись добрыми мыслями, полными забот друг о друге.

Их молчание прервал голос Саломеи:

— Дядя Захарий, Амон-Pa у тебя? Я его ищу! — звала девочка с улицы.

Оба вышли из мастерской.

Саломея обрадовалась, увидев Амон-Ра.

— По всему городу искала тебя! — защебетала девочка. Она была явно чем-то взволнована.

— Почему, Саломея? Что случилось? — спросил Амон-Ра.