Амон-Ра

— Вот так, моя любимая, был я Иаков и возвращаюсь к Иакову… А теперь надень, пожалуйста, свое единственное нарядное платье, в котором видел я тебя в день свадьбы!

— Иаков, у тебя не болит спина? — осторожно спросила Анна.

— Спина… позвоночник… Анна, разве время говорить о позвоночнике! — воскликнул с каким-то необычным вдохновением Иаков. — Я видел сон, настоящий сон, Анна. Он был таким же настоящим, как видел я Иорама три дня тому назад. Он, да-да, Он натирал мне спину, исцелял меня и говорил, что через три дня я встану… И вот я исцелился, Анна, я встал…

— Муж, отпусти, — закапризничала Анна.

— Говорю же я тебе, Иаков я, а не "муж"… А теперь поверь тому, что я тебе скажу: как только взойдет солнце, в наш дом вернется Иорам. Во сне явился мне один Светлый Человек, Он спустился с Неба, встал передо мною и сказал: "Прощены тебе грехи твои. Выпрямись и ступай по праведному пути". Так сказал Он мне. Вот видишь, Анна, я выпрямился, исцелился, не буду я калекой, выпрямится и моя душа. Сегодня я рождаюсь вновь, и зови меня Иаковом!..

Иаков покружился вместе с Анной, поцеловал ее и нежно уложил на тахту.

Анна никак не могла взять себя в руки. Она захотела сказать Иакову что-нибудь хорошее и ласковое, захотела ответить на его ласку, но так и не смогла перебороть себя. Да она и не знала, как нужно говорить мужу добрые, ласковые слова.

— Опять спрашиваю, ты в своем уме? — произнесла она обычным раздраженным голосом.

— Анна, неужели ты не понимаешь, о чем я тебе толкую! Бог явился мне во сне. Я, говорит, Иисус Христос. Прощены, говорит, тебе грехи твои и ходи впредь по пути добра и любви. Бог так мне сказал! До сих пор я и вправду был не в своем уме, но теперь я возвращаюсь к самому себе. Поверь мне, Анна! Чудо свершается перед тобой!

В маленькой комнате, освещенной тусклым светом одной свечи, действительно происходило чудо: Иаков бросился на колени перед Анной и зарыдал:

— Прости меня, Анна, что причинил тебе столько зла и превратил жизнь твою в ад… Знаю, у тебя доброе сердце, а я чуть было не сделал его каменным. Прости, Анна, моя хорошая…

Иаков заплакал, зарыдал?!!

Такого Анна и вообразить себе не могла.

Сердце женщины растаяло, заискрился в нем какой-то чудный огонек сострадания, и все прошлое вдруг выплеснулось наружу в потоке слез. Она прислонила голову к плечу мужа, обняла его и тоже зарыдала.

Плач их длился долго, они плакали, а в душе каждого поселялась радость. Слезы текли и текли, горькие слезы сожаления, раскаяния. А потом потекли слезы радости от того, что они умеют плакать, умеют быть людьми. И дальше, как жемчужины, как бриллианты, несущие в себе крохотные кусочки радуги, потекли слезы благоговения, слезы счастья от того, что каждый из них рождался вновь и входил в мир добра, любви и заботы, в мир служения.

Наконец, они успокоились, подняли головы, посмотрели друг другу в глаза, ставшие теперь светлыми и прозрачными, как капли горной воды, и улыбнулись друг другу детской улыбкой.

Иаков встал.

— Анна, сегодня с восходом солнца придет Иорам… Потом мы пойдем на могилу Мары. Надень, пожалуйста, платье, которое там! — попросил Иаков и указал на сундук, который стоял в углу.

Анна кивнула головой и подошла к старому сундуку. Сколько прошло лет, как она не заглядывала в него? А зачем нужно было заглядывать? Для кого и ради чего она должна была наряжаться в то единственное платье, которое осталось у нее от приданого, и в котором, в день свадьбы, выглядела она красавицей? Мужу это не надо было, а другие могли даже высмеять ее — наряжается, ишь ты, кокетничает! Но теперь ее попросил сам Иаков, и Анна согласилась. Ее даже охватило нетерпение — захотелось нарядиться побыстрее и заглянуть в маленькое зеркальце. Она ведь собой должна была украсить мужа, который вдруг помолодел, стал обаятельным мужчиной.

Спустя некоторое время очарованные друг другом муж и жена — Иаков и Анна — вышли из своего убогого дома во двор. Дворик тоже был маленьким, а посредине его стояло одно-единственное дерево, высокое и ветвистое.

— Вот-вот придет Иорам… Вместе с ним будет Амон-Ра, сын Мары, маленький ангел… — повторял Иаков и все смотрел на Восток, ждал первых лучей Солнца.

— А ты откуда все это знаешь? — недоумевала Анна. Она еще не верила до конца сну Иакова. "Это предсказание, — думала она, — откуда у Иакова вдруг такой дар?"

Но вот заиграли первые лучи солнца во дворе, а с улицы послышался веселый голос Иорама:

— Оте-е-е-ец! Ты ведь исцелился, отец? Ты уже можешь ходить, оте-ец?

Голос Иорама был добрым, но калитку он открыл все же с осторожностью.

Иорам опешил: в маленьком дворике, под деревом его детства, стояли двое — отец и мать, нарядные и красивые.

На лице отца играла застенчивая добрая улыбка. Он стоял беспомощно и смотрел на сына будто снизу вверх.

Иорам вдруг почувствовал какой-то прилив теплоты в сердце, отчего сердце затрепетало. "Вот как я их люблю! — подумал Иорам, — какие они обаятельные, и чего стыдятся, почему краснеют?!"