Amor tussisque non celantur (Любовь и кашель не скроешь) (СИ)

— Ты смешной. Как можно такое говорить если за последние две недели с тобой произошло столько всего?

— Я хочу в это верить.

— Я тоже, - она сползла ниже и снова обняла, а после потерла глаза и зевнула, поздно подумав о том, что теперь тушь, должно быть, размазалась и она выглядит как панда.

— Идём спать. Ты устала. Хочешь я отнесу тебя?

— Это уже слишком, - она говорила уверенно, но все равно рассмеялась и смирилась, когда он перекинул её через плечо. Баки собрал упаковки и оставил их в одной из урн. Хорошо, что никто не встретил их на протяжении длинных коридоров. Это могло бы плохо закончится. Неуравновешенный Баки Барнс и пьяная Кэролайн у него на плече.

Ей было так лень идти в свою комнату за одеждой, что после душа она просто натянула одну из его футболок. Благо, что та была настолько длинная, что доставала до середины бедра. Постель пропахла его запахом и Кэр не могла надышаться. Правда пришлось прекратить так настойчиво втягивать запах с его подушки, когда Баки вышел из душа.

— Матерь божья, где твоя пижама?! Не говори что будешь спать так, иначе я лучше лягу на пол, - щеки мгновенно покраснели, когда глаза закончили оценивающий осмотр крепкого тела. Самое пикантное место было прикрыто боксерами, но… Белыми, черт возьми.

— Пижама? В комнате градусов 25! И так дышать нечем, - он выключил свет и умостился на другой стороне кровати. Брукс не возмущалась больше, тем более что на пол ей совершенно не хотелось. Это она так, для красного словца ляпнула. Вместо этого она тоже удобно устроилась на своей половине. Было непривычно находиться с ним в такой близости, но, при этом, не касаться, не ощущать жар тела. Кэр, как ей показалось, очень незаметно, подвинулась чуть ближе, потом ещё и ещё, пока не услышала тихий смешок. Баки бережно уложил её на свое плечо и приобнял живой рукой. Брукс привычно погладила всё, что было на пути и остановила ладонь на твёрдом прессе. Да, ей хотелось коснуться его там, ниже, под боксерами, но что-то останавливало. Страх? Неуверенность? Стыд? Как же она устала чувствовать себя вот так. В конечном счёте, она была благодарна тем коктейлям за смелость, когда ладонь опустилась на полутвердый член, сжатый тканью. Правда сразу после этого Баки перехватил её бионикой за запястье и вернул ладонь на свою грудь. Он нежно поцеловал её лоб и щеки.

— Я уже понял, что раньше у нас ничего, кроме поцелуя, не было… И я не хочу этого сейчас.

— Почему?

— Я хочу, чтобы это было не решение алкоголя, а твоё собственное, - сложно было отказать ей, но так правильно. Несмотря на то, что Баки не был особенно чувствительным или сентиментальным раньше, с ней он хотел быть таким. Его слова нашли особенный отклик в её сердце.

— Джеймс, я… Спасибо. Прости меня за это, - Кэр чувствовала такую благодарность, такую любовь, что трудно описать. Она хотела вернуться на другую половину, чтобы не мучить его своими прикосновениями, но он не позволил.

— Это не означает, что я не хочу, чтобы ты осталась и обняла меня. Твои прикосновения такие нежные, бережные. Кажется, что никто не касался меня так раньше.

— Зимний солдат запомнил меня только потому, что я была единственным человеком, кто не делал ему больно, не был с ним груб.

— Но он был груб с тобой.

— Только из-за тех жестоких приказов. А вот без них, ещё неделю назад он также целовал меня в лоб перед сном. Нельзя обвинять его, то есть тебя, в чем-либо. Ты был идеальным оружием, а виновен тот, кто отдаёт приказы.

— Сладких снов, Кэрри.

— Спокойной ночи, Джеймс.

Кэролайн уснула почти сразу, а вот Баки лежал ещё добрых минут 20-30. Пытался вспомнить её любой ценой, но ничего не вышло. Последнее, что он помнил, это падение с поезда. Неизменно.

Этой ночью ему приснился странный сон. Какие-то несвязные отрывки, выстрелы, брызги крови, холод и странная капсула. Сон угнетал его, казалось что в нем нет никакого света, только мрак, страх и жестокость. Всё вертелось перед глазами, словно водоворот из ужасов, а потом отошло на второй план, ведь обнажённая Кэролайн тянулась не нему ладошками.

— Можно? - она смотрела в глаза с сожалением и тенью страха, — Ты не знаешь ласки, да? Только боль и грубость.

— Я не помню, чтобы кто-то делал так раньше, - Джеймс не узнавал свой голос. Он был грубее. Казалось, что ему сложно вообще говорить.

— Мне жаль, - её нижняя губа задрожала, прежде чем Кэр выбралась из под него и обняла.