Читаем Amor vincit omnia (СИ) полностью

Но глаза Джареда – это что-то совсем необыкновенное, правда, Дженсен заметил это не сразу, просто обратил внимание, что они у него то серые, то зеленые, то карие, и только потом разглядел, что на самом деле они густо-серые, а вокруг зрачка карие язычки, словно протуберанцы вокруг солнца: вытянулись они – и глаза карие, втянулись наполовину – зеленые, а собрались вокруг зрачка – серо-голубые. Дженсен потом даже наловчился по цвету глаз определять состояние Джареда: голоден он – глаза темно-серые как грозовая туча, расстроен – зеленые, устал, хочет спать – карие, в прекрасном настроении – светло-серые. В общем, назвать его глаза каким-то определенным цветом было невозможно и так же примитивно, как сказать, что небо голубое, а море - синее.



Так что, как и морем, ну или небом, глазами его можно было любоваться бесконечно: в них целые миры, галактики, вселенные. И кстати, ресницы у него тоже были в порядке, но нет, все видели только ресницы Дженсена!



А Дженсен, когда подрос, оказался совсем даже не в восторге от своей смазливой внешности, особенно когда он учился в старшей школе и его одноклассники нашли где-то старый каталог одежды, где он, малолетка еще, снимался в пижаме с символом Супермена. Они распечатали эту фотку и подло расклеили по всей школе. Да он неделю не мог спокойно ходить на занятия! И вообще, разговоры о своей внешности - это было последнее, что интересовало Дженсена.



Дженсен скучал без Джареда, все началось после помолвки с Данниль: Джаред ему даже не дал шанса объясниться, старательно избегая всяких разговоров на эту тему, понастроил барьеров вокруг себя, а потом и месяца не прошло, как сам объявил о свадьбе с Кортез. Вот это был удар! А объяснение потеряло всякий смысл. Зачем?



И все равно Дженсен скучал, особенно когда завершился сериал и они вернулись в Лос-Анджелес, где практически перестали видеться, разве что иногда Данниль не выдерживала смотреть на молчаливые муки Дженсена, звонила Кортез, и они договаривались встретиться вчетвером в каком-нибудь баре, ну, или на тусовках, но там сильно не пообщаешься.



Дженсен не выдержал и месяца, его сами стены душили, даже встречи с лос-анджелесскими друзьями не радовали, он купил билет и вернулся в Ванкувер в их старый дом, сам не зная зачем. Спал в комнате Джареда на его кровати и беспробудно пил, пока через три дня за ним не прилетела Данниль.



И все месяцы после того Дженсену все так же катастрофически не хватало Джареда. Дженсен очень рассчитывал на очередную вечеринку, где точно должен был присутствовать Джаред. Оказавшись с Данниль в толпе актеров, продюсеров и прочих завсегдатаев, он сразу стал выглядывать каштановую макушку Джареда, обычно возвышавшуюся над всеми, но к своему глубочайшему разочарованию, так ее и не обнаружил. К ним прибилась пара знакомых актеров, и пока Данни развлекалась светской беседой, а Дженсен стоял рядом с дежурной улыбкой, около них неожиданно нарисовалась Женевьев Кортез.



Дженсен автоматически оглядел окрестности, но Джареда так и не обнаружил. То, что он не заметил его жену раньше, было неудивительно - мелкая и юркая как таракан, совсем незаметная в толпе. Радостно улыбаясь, она обнялась с Данниль и символически чмокнулась с Дженсеном. Даже понимая, что он не прав, и раз ее выбрал Джаред, она должна быть замечательным человеком, Дженсен не мог побороть своей неприязни к ней: ведь она встала между ними, ведь именно после того, как Джаред начал с ней встречаться, он отгородился от Дженсена. Женевьев, по мнению Дженсена, стала причиной, которая разрушила их нерушимую, как когда-то ему казалось, дружбу.



Женевьев вдруг закопалась в сумочке и вытащила мобильный, Дженсен даже не слышал звонка.


- Джаред, - пояснила она с нежной улыбкой и защебетала в телефон: - Джаред, ну наконец-то! Погоди, мне плохо слышно, сейчас подыщу местечко потише.


Извиняющеся улыбнувшись, она пошла к выходу из зала. Недолго думая, Дженсен направился за ней, они прошли в коридор со служебными помещениями; Женевьев завернула за угол и остановилась - сюда практически не доносился шум. Дженсен, стоя с другой стороны угла и рискуя в любой момент быть обнаруженным, ловил каждое слово. К сожалению, того, что говорил Джаред, слышать он не мог, только фразы Кортез.


По окончании разговора, пока Женевьев, видимо, снова копалась в своей сумочке, Дженсен, полный недоумения, быстро ретировался обратно в зал.



Ему не давала покоя фраза Кортез: «Встретил кого-то особенного?» И что это означало? Кого мог встретить Джаред и чему радовалась его жена? Это было более чем странно.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное