Аморальное (СИ)

Её удивляло, что за все эти месяцы на него не осуществлялось ни одного покушения и ни один наёмник не пробирался в дом. Она бы узнала. На всякий случай, она каждую неделю, иногда по нескольку раз, если было время, устраивала зачистку всего дома и территории, но так и не нашла ни одного жучка. Все как будто выбросили Рэя из своей жизни, как только его жизнь стала слишком проста.

Так думала Имтизаль, а потом обнаружила пятнышко крови на его пиджаке. Совсем маленькое, у изгиба воротника, которое Рэй, вероятно, даже не заметил. Она сама бы не заметила, если бы оно не расплылось, когда она случайно навела на запачканную область клубы пара.

Ими спросила его об этом. Он удивился, потребовал показать, где она увидела кровь, но ничего не объяснил. С того дня она начала вести счёт всех патронов в доме и постоянно проверяла револьвер в бардачке Audi. Рэй никогда не водил BMW самостоятельно и, с тех пор как все водители были убиты, ни разу не сел в него.

Имтизаль готовилась к очень тяжёлому решению в своей жизни. Она готовилась уйти с работы, если бы Рэй предложил ей другую. Она не раз намекала ему, что могла бы заменить Эрика и Дерека вместе взятых, но Рэй никогда не развивал тему, и ей становилось понятно, что им он доверял куда больше, чем ей. В общем-то, причины на то были весьма весомые.

– Не понимаю, почему ты не избавился от меня, – как-то сказала она. Она действительно не понимала, как он может находиться рядом с ней, зная, как сильно она мечтает о его смерти.

– Тебе и не нужно всё понимать.

Но эти его слова ей всё объяснили. Объяснили его бесстрашие и её беспомощность. Рэй никогда бы не доверился ей. Он никогда бы не раскрылся для неё и на четверть, чтобы она никогда не смогла понять в с ё. Он знал, что она не сможет убить его на половине пути, что будет идти до конца и пожирать его без остатка. Единственный способ оставаться живым – хранить остаток вечно.

Однажды она сбежала ночью из дома и ушла гулять в плохие районы. Её гнало отчаянье, её гнала тоска, её гнала неотвратимость собственного несчастья. Эта новая жизнь разводила в Имтизаль пронзительную неудовлетворённость. Ей нужно было разрядиться, ей нужно было отдохнуть и вернуть себе умиротворение и смиренность, и она быстро нашла то, что искала: пьяного бездомного, одиноко прислонившегося к стене дома под снос. У неё резко вскочил пульс от мучительного возбуждения. Она взбудоражено и страдальчески оглянулась по сторонам и одухотворённо приблизилась к бездомному. Он спал. Она ударила его в лицо, сильно, точно, чтобы выбить челюсть. Но ей не удалось; ей удалось только наполнить его рот кровью и бодрствованием, но, не давая несчастному шансов прийти в себя, она ударила его снова, и била до тех пор, пока челюсть не отвисла. Ими была в маске. Ими исполосовала всё его тело, прежде чем её отчаянье и тоска стали отступать вместе с его дыханием. Её нутро дрожало, её тело излучало безмятежность. Она всё ещё чувствовала приятное лёгкое напряжение в ладони, когда лезвие, упершись в кость, скользит и дробит её, и входит в плоть быстрее, резче, мягче, и в руку выливается горячая липкая жидкость, и нужно быстро вытащить нож и вонзить его снова, чтобы не дать крови остыть, чтобы на коже снова стало мокро и тепло, но рано или поздно приходится остановиться и стереть холодную сырость об одежду холодного и сырого тела.

Она вернулась домой и приняла душ, потом вместе с ножом вошла в спальню. Она была возбуждена. Она была готова отключиться от своих чувств и довериться животной слепой агрессии, но Рэй уже ждал её. Он больно блокировал её, выбил нож из рук и несколько раз ударил в горло так, что чуть не убил её. Она рассказала ему, как убила бездомного. Она поклялась убить и его. Она была безумна. Он ударил её снова. Он повалил её на пол и забивал ногами. Он избил её так сильно, что она потеряла сознание, впервые за всю свою жизнь.

– Слишком часто в последнее время ты стала отпрашиваться с работы, – сказал ей утром Оуэн. – Я-то потерплю, но я не один здесь работаю.

– Мне очень жаль.

Каждый раз она изводила себя, пытаясь придумать достаточно уважительную причину для своего отгула, и каждый раз в этом не было необходимости: в департаменте воспринимали её отсутствие так же невозмутимо, как после её бегства из подвала Рэя.

– Что вы, всё-таки, сказали им?

Она пыталась понять, что происходит, но Рэй менял тему или вообще не отвечал.

– Каким ты видела своё будущее, когда поступала в академию? – однажды спросил он.

– Полным маньяков и перестрелок.

– Ты была в перестрелке хоть раз?

– Три раза.

– Как?

– Первый раз ещё при патрулировании. Второй раз мы брали братьев-налётчиков, а они открыли огонь. Третий я рассказывала, тот маньяк.

– И много ли маньяков ты поймала?

– Только одного.

При всей её неэмоциональности было в её последних словах что-то грустное, что-то такое чистое, что Рэй не сдержал снисходительную улыбку.