Аморальные байки с плохими словами (СИ)

— Не сносите. — из старого дома неспеша вышел Савелий тоже с бумажкой в руке. — Во первых, я тут уже давно прописан, а во вторых, я подал кассационную жалобу во львовский Апелляционный Суд. Битва не кончена. Справедливость восторжествует.

У Патефоныча шевельнулись ноздри и дернулся глаз.

* * *

В кабинете главы апелляционного суда было уютно. Темнозеленые шелковые обои красиво оттеняли многочисленные сертификаты и награды, висевшие в вишневых рамочках на стенах. На полках в глубоких шкафах золотились корешки толстых фолиантов и умных книг. На большом письменном столе из корня канадского дуба красовалась серебрянная Фемида с завязанными глазами и весами в руках. В углу стояло чучело медведя с удивленной мордой. Тяжелые зеленые портьеры с бахромой охраняли владельца кабинета от прямых солнечных лучей и любопытных взглядов. Перед судьей справа лежало объемное дело, а слева — черный плотный пакет. История с "домом в доме" тянулась уже третий год и была весьма запутана. К тому же ни у одного претендента не было "акта на землю". А земля первична, как известно… В разрезе современной юстиции это был парадоксальный нонсенс — дом вроде был, и в тоже время был внутри еще один дом, а какой из них главнее разобрать не мог никто… Туда неоднократно направлялись разнообразные комиссии, санитарные врачи и строительные эксперты. Писались акты обследования, технические отчеты об исключительной аварийности и, наоборот, необычайной надежности и сейсмоустойчивости объекта. Подключались лицензированные конструктора и непревзойденные архитекторы, а дело так и не двигалось с места. Все писали правильно и верно, но гениальные выводы моментально друг друга взаимоисключали как только судья брал бумаги в руки и начинал знакомиться с делом. Нужно было принимать окончательное волевое решение. "И вот так всегда, — горько вздохнул судья апелляционного суда, — пишут, пишут, марают бумагу почем зря… А истину всегда должен устанавливать честный профессионал".

С этими словами он не спеша развязал свой шелковый галстук и, взглянув напоследок на фигурку Фемиды, тщательно замотал им голову так, чтобы ничего не видеть. Затем в правую руку взял большую папку с документами, собранными магистром международного права Савелием. В левую руку он бережно взял плотный целлофановый пакет черного цвета, принесенный утром неизвестным гражданином. Слегка поколыхал руками в воздухе, как бы изображая из себя большие живые весы. Задумался. Прислушался. Опять поколыхал. Черный плотный пакет перевесил.

— Вот так бабло,… тьфу ты … добро торжествует над ложью. — сказал апелляционный судья и сбросил повязку с глаз.

Патефон вновь ликовал.

— Сносите на хрен! — радостно кричал упертый зять тряся судебною бумажкой изо Львова, — моя Розалия Карловна уже новое постельное белье пошила. Хочет переселяться. Давай, Валдис, что бы я завтра эту кучу мусора у себя в доме не видел, — и снова заложил мне в карман пачку денег.

— Не сносите, — опять я услышал твердый голос Савелия. Позади него стояли два крепких мужчины в черных костюмах. — Не стоит торопиться, дело пошло на Киев. В Высший Хозяйственный Суд. Мы еще поборемся и справедливость восторжествует. Заносите мебель! — сказал он черным мужикам и те занесли в дом ржавую раскладушку.

Я стоял рядом с Патефоном и отчетливо услыхал скрип его зубов.