— Да, не знаю, но так о тебе всегда говорит мама. Раз она так говорит, значит, это правда.
Делать нечего, подумал Марко, девочка более ловкая, чем он: опять ускользнула от него. И примирительно произнес:
— Ладно, поиграем еще как ты хочешь. Но это в последний раз. Больше я не хочу.
— Молодец, так-то лучше; увидишь, я не сделаю тебе больно, — обрадованно произнесла она.
Затем она приподняла платье и, усаживаясь верхом на его колени, подняла сперва одну ногу, потом другую, бесстыдно, но без осознанного вызова оправила платье и сказала:
— Ну, ты готов?
— Давай.
Девочка заскакала с победным криком, затем заскользила вдоль его ног.
При «спуске» Марко хватило времени представить, будто с высоты птичьего полета, непрерывную череду событий, которые будут происходить с девочкой до самой ее старости: живя рядом с ним, она растет, взрослеет, становится его любовницей, и между ними навсегда исчезает то, что вот-вот произойдет сейчас.
Теперь он понял, что истина всех этих дней состояла в бесконечном, неограниченном — пока не осуществится — искушении обоих. Вполне возможно, что девочка хотела только играть; но игра состояла и в том, что он должен был вести себя так, будто это вовсе не игра. И это соображение, точнее озарение, пришло к нему только теперь.
В тот самый миг, когда бедра девочки прикоснулись к его бедрам, он сунул руку, чтобы разделить их. А она сразу слезла с его колен и закричала:
— Так не считается, не считается. Я с тобой больше не играю.
— А с кем ты будешь играть, если не со мной?
— С мамой.
Таким образом, она продолжала ускользать от него; ему это казалось даже в те мгновения, когда она, прижимаясь к нему, ставила его в неловкое положение.
Он пришел в раздражение:
— Играй с кем хочешь.
— Да, а ты — трус.
— Потому, что я боюсь, что ты мне сделаешь больно, так да? Ладно, я боюсь. И что из того?
Но девочка, уже задумалась о другом. Внезапно она предложила:
— Сыграем в другую игру.
— В какую?
— В прятки: только чур ты будешь меня искать. Я спрячусь, ты закроешь руками глаза и не откроешь, пока не скажу.
— Хорошо, будем играть в прятки, — вздыхая, согласился Марко.
— Я пошла прятаться. Не смотри! — убегая, прокричала девочка.
Он закрыл руками глаза и стал ждать. Прошло бесконечное время, каждая секунда казалась целой минутой. Вдруг он почувствовал у своего рта губы и чужое легкое дыхание, смешивавшееся с его. Он продолжал держать руки на глазах, а те губы начали осторожно прикасаться к его рту, двигаясь из стороны в сторону, справа налево: постепенно и расчетливо они увлажняли и постепенно открывали ему рот. Он подумал, что на этот раз нет никаких сомнений: девочка — монстр с преждевременно развитой и извращенной сексуальностью, а их «любовная интрижка» превращается уже в самую настоящую, мало того — неизбежную. Тем временем губы отодвигались и придвигались, и теперь чужой язык метался в поисках входа в его рот. В конце концов плотный и острый язык легко форсировал вход между его зубами и целиком проник внутрь. Не открывая глаз, он бросил руки вперед и ощутил не хрупкую спинку девочки, а большие и полные плечи своей жены.
Тогда он открыл глаза и откинулся: прямо перед ним в раскрытом халате стояла жена. Виден ее живот, такой знакомый, — из тех, что он рисовал на своих картинах: белый, выпуклый, напряженный и вытянутый, с белым шрамом после удаления аппендикса справа внизу. Был виден и безволосый лобок. Он поднял глаза. Жена наклонилась — ну прямо голова Аполлона со свешивающимися белокурыми волосами, с большим носом, капризным и увядающим ртом, — лицо ее выражало удовольствие.
Спустя мгновение она серьезно спросила:
— Почему ты руками закрывал глаза?
— Играл с девочкой.
— У тебя было такое странное лицо, что мне захотелось тебя поцеловать. Я поступила плохо?
— Напротив.
Он обнял жену, опустился лицом к ее животу, поцеловал в пупок — и его заполнило неистовое и грубое желание. Он почувствовал, как жена нежно гладит его по голове, тогда он оторвался от нее, откинулся назад. Жена запахнулась и спросила:
— Где девочка?
— Не знаю. Она пошла прятаться, теперь я должен ее искать.
Почти в этот самый миг издалека раздался крик, отозвавшийся эхом по всей квартире. Марко попытался подняться. Жена его остановила:
— Оставь ее там, где она спряталась. Послушай, что вы тут делали — играли в американские горы, да?
— Откуда ты знаешь? — удивился Марко.
— Я стояла за дверью и подслушивала. Вот что, если тебе не трудно, ты должен мне пообещать, что вы больше никогда не будете играть в эту игру.
— Почему?
— Потому что в этой игре неизбежен физический контакт. Знаешь, что мне сказала девочка?
— Что?
— Она мне сказала: «Марко вечно хочет играть в американские горы. А я не хочу, потому что он меня трогает. Но он настаивает, и я играю, чтобы сделать ему приятное».
Марко готов был воскликнуть: «какая лгунья!», однако воздержался, подумав, что жена ни за что ему не поверит. И, несмотря на свое раздражение, он сказал:
— Будь спокойна, я не буду играть с ней ни в эту, ни в какую другую игру.
— Почему? Ты должен играть с ней — у нее же нет отца. И ты должен стать ей отцом.