Ампер

Голоса приближаются. Над кустами, окаймляющими ручей, показались изогнутые соломенные шляпки; сквозь просветы листвы мелькнули платья.

Две девушки, очень похожие друг на друга, осторожно спускаются по противоположному берегу, приближаясь к ненадежному мостику.

Им предстоит опасная переправа.

Правда, ручеек не глубок, в нем едва ли утонет котенок, и около бревна вбит шест, за который можно держаться при переправе; но предательское бревно так коварно скользко.

Одна из девушек с мальчишеским задором перебежала по бревну на другой берег. Очередь была за второй.

— Не бойся, Жюли, — слышится ободряющий голос, — держись за шест и шагай смелей, главное — не гляди вниз.

— Тебе легко рассуждать, ты такой сорванец… Нет, я больше не могу ступить ни шагу, — я непременно свалюсь в воду. Зачем только я надела эти парижские туфли!

Андре Мари взволнованно шарит в карманах, отыскивая очки. Ему кажется, что вступившая на середину бревна незнакомка уже летит вниз. Он забывает, что частенько попросту перешагивал безобидный ручеек. Пылкое воображение поэта мгновенно представляет ему бездонную пропасть, смертельную опасность, угрожающую беззащитному существу.

Андре вскакивает, спешит на помощь. Его услуги приняты благосклонно. Она оперлась рукой в длинной перчатке на руку Андре Мари и осторожно сделала два-три шага.

Опасность миновала. Стройная, высокая блондинка, золотистые волосы которой выбиваются из-под шляпки, с любопытством рассматривает Андре Мари.

Перед ней стоит высокий юноша со светлыми волосами и бровями, с крупными чертами лица, проницательными и в то же время мечтательными глазами.

Жюли оправляется от смущения.

— Благодарю вас, сударь, вы очень любезны, — вежливо улыбается она.

— А я знаю, кто вы, — озорно нарушает слегка чопорный тон своей спутницы вторая девушка. — Вы — господин Ампер из Полемье, мы хорошо знакомы с вашей матушкой, мадам Ампер.

Андре Мари неуклюже кланяется дамам. Он хочет заговорить, сказать что-нибудь приличествующее случаю, но непреодолимое смущение сковывает его язык.

Жюли приходит на помощь.

— Сударь, мы с сестрой и наши, родители будем очень рады видеть вас у себя. Мы живем совсем близко от Полемье, в Сен-Жермене. Спросите там, где живут Карроны, — каждый укажет вам, как пройти кнашему дому.

Наконец, Андре Мари удалось пробормотать несколько учтивых слов: он очень рад, он непременно воспользуется любезным приглашением.

— Однако нам нужно торопиться, Элиза, — обращается Жюли к сестре. — Итак, до свидания, господин Ампер.

— До скорого свидания, — подчеркивает Элиза.

Андре стоит неподвижно и смотрит им вслед.

— Жюли Каррон! — машинально повторяет он, — Жюли Каррон…

Сестры уже исчезли за поворотом тропинки, но Андре все стоит и смотрит в ту сторону, куда они исчезли. Наконец, он стряхивает с себя оцепенение. Быстро проносится в голове неожиданная мысль: «Жюли должна быть моей женой». Потом сразу становится страшно…

Воспитанный в одиночестве, экзальтированный и сентиментальный, Андре Мари влюблен. Влюблен с первого взгляда, как описывалось в романах, прочитанных им, и как сам он грезил в вечерние часы, когда перед его взорами рисовались неясные и расплывчатые очертания будущей любимой девушки.

Ему двадцать один год, и это первая его любовь.

Андре Мари пытается снова погрузиться в чтение книги, но безуспешно. Образ девушки с золотистыми волосами и голубыми глазами неотступно перед ним. Он пытается выразить свои чувства, запечатлеть свои ощущения в стихах:

Золотистых волос и лазурных очей
Не могу позабыть я во мраке ночей,
Словно в чистое млеко упали цветы,
Так лицо твое мне воскрешают мечты.
И богов олимпийских достойна самих
Бесконечная нежность улыбок твоих.
И все кажется мне: сквозь чарующий сон
Голос твой я услышал — навеки влюблен.

Жизнь идет своим чередом. Андре Мари по-прежнему отдает все свое время математике, литературе, физике. Он интересуется геральдикой, серьезно изучает философию, пишет стихи. Наконец, он решает написать большую эпопею. Не отдавая себе отчета в трудности этого предприятия, он смело берется за перо.

Тема возникает сама собой, навеянная Руссо и культом «естественной жизни». Ампер посвящает свою эпопею великому мореплавателю — Христофору Колумбу. Он многозначительно называет ее «Америсид» — убийца, погубитель Америки.

Проникнутый идеями Руссо о пагубной роли культуры и о блаженстве первобытного человека, автор хотел воспеть «бедствия этих прекрасных стран, отделенных от наших брегов Океаном» и приобщенных Колумбом к порокам, соблазнам и страстям европейской культуры. Но эпопея, как и следовало ожидать, осталась незаконченной.