Ампер

— Знаешь ли ты извлечение корней?

— Нет, но зато я умею интегрировать.

Краткий разговор выяснил, что знания Андре громадны для ребенка его лет, но в то же время страдают серьезными пробелами. Учитель занялся систематизацией знаний Андре, но скоро был вынужден отказаться от уроков, так как убедился, что его образования недостаточно для такого ученика.

Снова предоставленный самому себе, Андре почти все свое время проводит за чтением книг. Великие трагедии Расина, язвительные памфлеты Вольтера, поэмы Ронсара, трактаты о маятнике Гюйгенса, аналитическая механика Эйлера, курс анализа Лопиталя — его любимые книги. Андре скоро исполнится только четырнадцать лет, а он уже во многом превзошел познания своего отца. Длительные беседы с много видавшим в жизни Жан Жаком расширяют его кругозор. Буржуазный либерализм отца исподволь прививается и сыну. Расплывчатый руссоизм, стремление к буржуазной свободе, освящающей идею собственности учением о естественных правах человека, — вот атмосфера, в которой он живет. Здесь нет веяний революционности, нет атеизма.

Правда, Андре сравнительно редко посещает вместе с отцом церковь и скорее ради приличия, чем из-за истинной веры.

После смерти сестры, в 1788 году, он в течение почти 13 лет совсем не ходит в церковь. Не чужд ему и антиклерикализм, — недаром он увлекается Вольтером. Чтение «Энциклопедии» также заставляет его взглянуть на мир материалистически. Но «Энциклопедия» была чрезвычайно осторожна в нападках на церковь, стараясь, по возможности, не затрагивать самую суть религии. Андре Мари верит в бога, но не любит церковь и попов. Его отношение к религии в течение всей его жизни богато шатаниями от глубокой веры до полного индиферентизма. Пока же Андре глотает книги, слушает речи окружающих, растет и крепнет физически.

А время было такое, что он мог черпать много интересного не только из книг, но и из разговоров и наблюдений за окружающей действительностью. Близился час свержения феодальной, королевской Франции. Страна сотрясалась скрытыми и явными брожениями, которые незаметно готовили мощное извержение вулкана революции 1789 года.

Политическая атмосфера во Франции этих годов все более и более накалялась. Королевская Франция быстро катилась к гибели. Привилегированные — дворянство и духовенство — под покровительством королевского двора расточали, не создавая. Из 23–24 миллионов населения Франции полноправной была лишь сравнительно небольшая кучка дворянства и духовенства (дворян было 140 тысяч, духовенства 130 тысяч). Земельные уделы принцев крови составляли седьмую часть территории Франции. Герцог Орлеанский получает с одних только каналов и лесов, находящихся в его владениях, миллион ливров ежегодного дохода. Архиепископ герцог Калибре имеет полную власть над обширной страной, насчитывающей 75 тысяч жителей. Он назначает бóльшую часть должностных лиц. Епископы и архиепископы (всего 131 человек) имеют в общем 6600 тысяч ливров епископского дохода и 1200 тысяч ливров в аббатствах, в среднем по 50 тысяч ливров на человека, и это на бумаге, а в действительности — не менее 100 тысяч.

Путешествовавший в то время по Франции английский экономист Юнг, типичный выразитель буржуазных взглядов своей эпохи, пишет: «Я был в Сен-Жерменском аббатстве. Это самое богатое аббатство во всей стране; аббат получает 300 тысяч ливров дохода. Я теряю терпение, когда вижу подобное распределение таких крупных доходов; это годится для X, но не для XVIII века. Сколько ферм можно было бы организовать на четвертую часть этого дохода; какую репу, капусту, картофель, клевер, каких баранов и какую шерсть можно было бы получить. Разве они не лучше, чем толстый боров-священник? Я ищу хороших фермеров, а встречаю лишь монахов и государственные тюрьмы».

Основная часть дворянства, забросив свои имения, концентрировалась при королевском дворе. Безумная расточительность двора довела государственный долг до громадной суммы в 1200 миллионов ливров. Крестьянство влачило жалкое голодное существование. Крестьянские восстания широкой волной разливаются в большинстве провинций Франции. В руках буржуазии накопляются все бóльшие богатства, растет ее политическое сознание. Литература, пресса, салоны служат выражением общественного мнения, стоявшего в резкой оппозиции к королю и двору. Пропаганда конституционного монархизма Монтескье, радикального демократизма Руссо находит возрастающий отклик в верхушке «третьего сословия», которое, по выражению Сиейса, «хочет быть чем-нибудь», в то время как до того оно «было ничем». Издевательские атаки Вольтера на церковь, на феодальные привилегии, страстные призывы Руссо, железная последовательность механистического материализма Гольбаха, естественно-научное мышление, провозглашение идеалов буржуазии абсолютными, естественными правами человека — все это захватывало умы людей того времени.