Ампер

Свернув в спираль проводник, он создает соленоид (от греческого «каналообразный» — название принадлежит Амперу) и обнаруживает, что такой соленоид ведет себя, как полосовой магнит, полюса которого находятся как бы на концах соленоида. Он производит целый ряд расчетов, проявляя исключительное остроумие в математическом решении проблем, и углубляет свою теорию магнетизма. Френель, с которым Ампера связывают нити научной дружбы, подает ему новую мысль. В свое время Ампер подсказал Френелю идею поперечности колебания световых волн; теперь же Френель наводит Ампера на мысль заменить токи, обтекающие поверхности магнита, токами молекулярными. Так возникает знаменитая гипотеза Ампера: магнит есть совокупность огромного числа молекулярных токов; магнитные свойства обусловлены суммарным действием этих токов. В измененном виде картина молекулярных амперовых токов и в современной физике сохранила свое полное значение.

Несмотря на нападки врагов, слава Ампера растет. Особенно ценят его экспериментальные открытия. Сын Ампера, Жан Жак, путешествуя за границей, навещает различных ученых. Великий Гаусс, который, может быть, лучше всех оценил значение математической электродинамики Ампера, ласково расспрашивает Жан Жака об отце: «Я видел, — пишет Жан Жак отцу из Берлина, — господ Эрмана, Митчерлиха, Вейля. Они, как и все другие, были ко мне чрезвычайно внимательны, и все это ради тебя, ибо они испытывают по отношению к тебе чувство искреннего восхищения. Твое имя повсюду служит талисманом. Меня спрашивают: «Не родственник ли вы знаменитого Ампера?» Я возможно скромнее, с некоторой внутренней радостью отвечаю: «Я его сын». И тогда меня почтительно приветствуют, чем я очень горд». Когда иностранные ученые приезжают в Париж, они спешат к Амперу, чтобы познакомиться с ним и посмотреть его опыты. Волластон и Джон Гершель посещают его. Он ведет переписку с рядом крупнейших ученых Европы. Швейцарские физики — отец и сын Де ла Рив — приглашают Ампера в Женеву для совместного проведения опытов, которые он и производит в сотрудничестве с ними. Пусть недостаточно понимают и ценят его теорию, но даже его опытных открытий достаточно для того, чтобы поставить его в первых рядах физиков того времени.

Однако его материальное положение попрежнему неустойчиво. Работа в Политехнической школе тяготит его, обременяют инспекторские обязанности. В письмах к сыну он сообщает о приказах министра народного просвещения, которые налагают на него новые обязанности по должности. Неинтересные и бесполезные для его научной работы дела отрывают его. Курс математики, который он ведет в Политехнической школе, наскучил ему. Еще более надоели бесконечные бюрократические заседания по разным важным и неважным поводам. Он мечтает читать курс физики — науки, в которой он является творцом новой ветви. Ему хочется работать в более спокойных условиях, иметь больше времени для своих изысканий, которые успешно подвигаются вперед, «но не так быстро, как я бы хотел», — с горечью пишет Ампер сыну. Он хочет перейти в другое, очень интересное, полу-научное полу-учебное учреждение Франции — Коллеж де Франс. Хлопоты, связанные с этим переходом, опять отрывают его от работы.

В крайне централизованной системе народного образования Франции Коллеж де Франс, это своеобразное учреждение с уходящими в глубь веков традициями, являлось подлинным парадоксом. Ученый, избранный в число профессоров Коллежа, не связан планами или программами, — он волен сам выбирать предмет своего курса и излагать его по своему усмотрению.

Каждый желающий, без соблюдения каких-либо особых формальностей, совершенно бесплатно может слушать циклы лекций и даже отдельные лекции по своему усмотрению.

Четырехвековая история Французского коллежа насыщена разнообразными и бурными событиями.

В 1530 году Франциск I учредил две «свободные кафедры» — греческого и еврейского языков, к которым затем прибавили кафедру латинского красноречия. Они получили название: «Коллеж трех языков».

После добавления в 1545 году кафедр математики, медицины и философии Коллеж быстро завоевал популярность. Он противостоит схоластической Сорбонне и становится очагом гумманистической науки. Университет и духовенство яростно обрушиваются на Коллеж и его профессоров.

Зловещие обвинения в ереси, кальвинизме, мятежном духе — испытанные приемы этой борьбы. Только заступничество королевской власти, ищущей опоры в своей борьбе за абсолютизм, спасает Коллеж. Создаются кафедры хирургии, арабского языка, ботаники, астрономии, правоведения, санскритского языка, французской литературы.

В 1599 году в герб Коллежа вписывается девиз „Docet omnia" — «Учит всему». При Людовике XIII он переименовывается в «Королевский коллеж».

Французская революция конца XVIII века оставляет Коллеж нетронутым. Увеличивается лишь оклад профессоров. Коллеж вступает в период блеска и расцвета. Точным наукам отдается предпочтение перед лингвистикой и литературой. В число его профессоров входят Лаланд, Добентон, Порталь, Кювье, Вокелен, Корвизар, Деламбр, Тенар, Био, Сильвестр де Саси.