Ампирный пасьянс

Нет никаких причин не верить данной записи. Но даже если ее и отбросить, остается еще одно доказательство, которое, по моему мнению, решает обо всем. Так вот, когда в эпоху Второй Империи султан Абд-уль-Азиз прибыл во Францию с официальным визитом, первое, о чем он попросил Наполеона III, это предоставление ему возможности встретиться с членами рода дю Бук! По приказу императора государственный секретарь Яхан привез в Париж дю Бук-Лороя, которому султан торжественно вручил миниатюрный портрет... Нак-Хидиль! Люди, видевшие эту миниатюру, утверждали, что - делая поправку на возраст - черты Нак-Хидиль проявляют удивительное сходство с портретом 14-летней Эме дю Бук де Ривери.

Лично мне никаких других доказательств уже не нужно.

10

Фигура таинственной султанши Нак-Хидиль вдохновляла европейскую литературу и искусство уже в первой половине XIX века. На великолепной гравюре Т. Аллома "Одалиска", у белой наложницы черты Эме дю Бук де Ривери с маленького портретика XVIII века, репродукцию которого я помещаю в этой книге. Конкретно именем фаворитки Селима III не пользовались, но именно из нее, равно как и из такой же таинственной и интригующей фаворитки Али, паши из Янины, и создали ту самую легендарную Великую Одалиску, тень которой прошла через всю эпоху Романтизма. Она была ребенком уже упомянутых личностей и творческой фантазии, но в гораздо большей степени она была дитя эпохи, что началась уже в конце XVIII века, после заморского похода Бонапарте, создала пред-ампирный стиль "возвращения из Египта" и достигла своего апогея во времена Романтизма.

Романтизм вдыхал испарения Востока более жадно, чем какая-либо иная эпоха - присмотритесь к увлечениям Байрона и Словацкого, поглядите на оргию азиатской жестокости в обезумевшей красочностью, наготой и демоническим эротизмом "Смерти Сарданапала" Делакруа. Эти безвольные гуриссы, с которых сорвали одежду, и которым чернокожие рабы перерезают горло, чтобы бросить их к стопам умирающего монарха. Персидские ковры, мозаики Византии, арабские скороходы, фонтаны сералей, обшитые изумрудами тюрбаны, страстные женщины и любовная рафинированность мужчин Ориента - вот что представляли собой наркотики Романтизма.

Мужчинам того времени снились "Алжирские женщины" Делакруа из Салона 1834 года. "Сны - это эхо наших мыслей", написал Делиль в "Имажинасьон". Известна ли вам более возбуждающая мысль?

Такая женщина появляется и в моих снах. В ней нет ничего от внешней красоты и окружения востока - на ней европейская одежда моей эпохи, блузка и брюки, длинные светлые волосы и светлая кожа; она сидит, погрузившись в одуряющую тишину, переполненная невысказанной меланхолии, здесь и не здесь. Она молчит и уже тем самым порабощает тебя.

С каждым уходящим столетием через уста европеек проходило все больше слов, криков и угроз, так чему удивляться, что их мужчины все сильнее начали мечтать о женщинах Востока? Они мечтают о них и до нынешнего дня, и в этом вся жестокость незнания о судьбе всех этих "алжирских женщин". Нужно было слышать, каким голосом алжирский режиссер Лакхдар Хамина, завоевавший Гран При в Каннах в 1975 году, говорил о своем фильме "Песчаная буря", посвященном восточным женщинам, "женщинам-предметам, плененным и избиваемым". Как он рассказывал, дрожа всем телом, о собственной матери и об отце, который пал в борьбе за свободу Алжира:

- Моя мать говорила: "Твой отец погиб как герой, но целых сорок лет он держал меня, словно в тюрьме, в стенах двора нашего дома. Я не знала, что такое улица. Даже если Бог его простит - я не прощу никогда!" Она любила моего отца, по-настоящему... "Страна ему простит", - говаривала она, - "я же - никогда!"...

В Европе долго еще не прекратятся сны о женщинах Ориента, возможно и никогда. Для мужчин Севера и Запада они находятся вне времени с того момента, когда первый крестовый поход добрался до Востока, а может и раньше, с того самого утра, когда послы Карла Великого проснулись рядом с алебастровыми рабынями, которых подарил им щедрый калиф Гарун-аль-Рашид. Сексуальные мечтания о рабыне, сладкой и выполняющей любые желания, не похожей на гордых европеек, любящей как бейрутская куртизанка и скромной словно монашка, когда наступает день, для которой ты являешься царем, каудильо, дуче, негусом, Господом Богом...

И здесь же следует добавить, что для творцов и тогдашних пользователей Романтизма подобного рода сны были еще и модой.

11

Александр Дюма-отец принадлежал к числу тех людей, для которых самым сильным наркотиком были мечтания о гареме и гуриссе, которая:

От мира вдалеке, в чарчафе и под охраной стражи,

Лишь одному хозяину принадлежа и телом, и душой,

О выходе из клетки не мечтает даже,

Любовь даря лишь повелителю... (фрагмент из "Чайлд-Гарольда" Байрона)