Ампула Грина

Скоро, однако путь перестал блестеть. Шоссе раздвоилось. Влево, среди смутно белеющих ромашек, пошел немощеный проселок, вправо – неширокая асфальтовая лента. И Валерий конечно же – вопреки совету и назло себе и судьбе (но не Дороге, которая предоставила равноправный выбор), повернул на асфальт. И тот почти сразу привел его в город. На знакомые Дворы.

Но нет, они были не совсем знакомые. И город был… то ли Инск, то ли просто Город из давних снов. Уже всходило солнце, розово красило множество белых колоколен, которые толпились за сырыми от росы заборами. Слева маячили серые башни Крепости – неразрушенные и более высокие, чем раньше…

И не было никого, даже кошек – любительниц ранних прогулок. Только где-то свистнула, подчеркивая тишину и пустоту, нерешительная птаха. И Валерий очень удивился, услыхав позади суетливый голосок:

– Валерий Павлович! Подождите, голубчик…

Его догонял старичок в ковбойской шляпе.

– Максим Максимыч?

– Я, голубчик, я… Не чаял догнать… Как хорошо, что вы свернули именно сюда. Значит, судьба… – Он остановился рядом и часто дышал. Валерий ждал. И понимал, что к Скворцовскому переулку он отсюда все равно не выберется.

– Раз уж так оно вышло… – сбивчиво и виновато заговорил старичок. – Я подумал вот что. Вам ведь шагать и шагать, назад не повернешь. А недавно ушел туда мальчик, Гришенька. Грин то есть… У мальчиков всегда есть шанс, вы могли бы помочь ему вернуться…

– Как? – Валерий помнил все, что касалось Грина.

– Дорога так просто не вернет его, у нее свой закон равновесия. Но если бы вы заменили там мальчика… раз уж вы повернули направо. Тогда…

– Как заменить-то? – перебил Валерий нетерпеливо и, кажется, не очень вежливо. – Что я должен? – Существование опять приобретало определенный смысл.

– Это просто, голубчик. Вам не надо его догонять. Только…

– Что?

– Видите ли… вам придется стать таким, как он. И внешне, и… вообще… Как говорится, вернуться в отроческие годы. Однако там, на Дороге, не все ли равно…

"А Юна?" – прыгнула мысль. И тут же другая: "Какая теперь Юна…"

– Ладно, – горько сказал Валерий. – Куда ж деваться…

– Значит, вы согласны? – тихо возликовал старенький член Музейного совета.

– Я спасатель, я обязан…

– Вы изумительный спасатель! – искренне восхитился Максим Максимыч. – Ваша операция на вокзале… Вам Валерий Павлович, наверняка поставят памятник…

– А оно мне надо? – хмыкнул Валерий. – Лучше скажите, никто из наших ребят не пострадал?

– Ну… – замялся старичок. – Есть пострадавшие. Но они выживут, врачи это утверждают однозначно…

– А заложники? Ребятишки?

– Там всё слава Богу…

– Слава Богу, – сказал и Валерий. – А куда мне теперь идти-то?

– Лучше всего вон в ту калитку. Сразу окажетесь на шоссе. Справа потянется бетонная стена. Вам придется прошагать вдоль нее достаточно долго, но… в конце концов увидите в стене дверь. Запертую. Сейчас я дам ключ… Вот. Не обижайтесь, что такой музейный экспонат, другого нет. Видите, какой старинный предмет… – Максим Максимыч протягивал Валерию ржавый ключ с хитрой многозубчатой бородкой и узорчатым кольцом. Большущий, длиной сантиметров тридцать.

– Сказка про Буратино… – усмехнулся Валерий и взял. Ключ был очень тяжелый.

– Да. Поворачивайте его вправо. И… спасибо вам, голубчик… – Максим Максимыч вдруг неловко обнял Валерия за талию, прижался на миг лицом к его прожженной клетчатой рубахе. Откинулся назад. Шляпа его упала. Валерий быстро поднял ее, протянул старичку.

– Открою дверь, а что дальше-то?

– А дальше – ничего. Шагнете в нее и… ступайте. Там – как повезет. И мальчику, и вам…

– Прощайте, Максим Максимыч… – осторожно сказал Валерий. И, не оглядываясь, пошел к калитке. Краем глаза он заметил, будто слева, вдали, виднеется памятник букве И, но присматриваться не стал – знал: зацарапает сердце…

За калиткой сразу открылся узкий асфальтовый тракт, ведущий через пустое поле. Над полем пересвистывались утренние птицы. Скоро асфальт затерялся в траве, потянулась вместо него широкая тропа. А вдоль тропы, справа, встала бетонная стена. Все, как предсказано…

Солнце светило сзади, перед Валерием шагала длинная тень. Потом она стала делаться короче, уклоняться вправо. А тропа и стена все тянулись, тянулись, утомляя однообразием. Ключ тяжелел, ржавчина щипала вспотевшую ладонь.

"А есть ли она вообще, эта дверь?"

Солнце жарило спину, потом левое плечо. Но в конце концов оно стало тусклым, увязло в сероватой дымке. Зато впереди засветило через дымку яркое пятнышко – словно за пепельным слоем пряталась лучистая звезда (лучи иногда прокалывали пелену). Это нравилось Валерию, вносило в душу какую-то новизну…

Один раз Валерий разглядел прислоненное к стене громадное колесо. Рядом стояла на бетонном выступе пластиковая бутылка. Почему-то вспомнилась другая бутылка – сплющенная бортом катера о причал и потом старавшаяся обрести прежнюю форму.

"Старайся и ты, Перекос…"

Двери в стене, однако, не было. Заметил он только узкий пролом, за которым угадывались прохладные березовые листья. Но пролом – не дверь, и Валерий не стал нарушать предписание (да и не пролез бы, пожалуй, в такую тесную дыру).