– Сейчас попробую объяснить. Я шел из школы и вдруг услышал голос. Низкий мужской голос, который что-то говорил. Ну, я прислушался и постепенно начал разбирать слова. «Вот я стою перед тобой, я – человек, один из твоих многочисленных сыновей. Я мал и слаб…» – и так далее и тому подобное. И он повторяет это раз за разом. Я побежал скорее домой, записал все, чтобы не забыть. Все время, пока я писал, он продолжал говорить. Я сразу понял, что это молитва. Но я ее ни разу не слышал до этого… А потом я как-то зашел в библиотеку, и мне попалась на глаза историческая книжка. Я начал ее листать и вдруг увидел эту молитву. Она в книжке была напечатана. Веришь? Ну прямо слово в слово. Оказывается, эта молитва была написана на могиле безымянного индейца. Известная какая-то молитва.
– А индеец ее тебе по-японски говорил?
– Я не знаю. Наверное, по-японски, – ответил брат.
Что я могу ему сказать? Тут уже не важно, правда это или вымысел и как называется эта болезнь… Бедный, бедный мой братик…
– Сначала я думал, что это мое предназначение.
– Предназначение?
– Ну да, что я должен начать записывать все, что говорят голоса, чтобы потом написать книгу. Но, похоже, они мне рассказывают давным-давно известные вещи. То есть, если я напишу книгу, это будет как бы плагиат. Когда я это понял, я испугался. И чем сильнее я их боюсь, тем они разговорчивее…
– Тем больше шума, – сказала я.
Брат кивнул и заплакал.
Когда он был совсем маленьким, я каждую ночь слышала, как он плачет, захлебываясь детскими, торопливыми слезами. Но сейчас он плакал как взрослый – прозрачные капли медленно, одна за другой, катились по его щекам и тихо падали в темноту.
– Ты молодец, хорошо держишься, – сказала я. – Я тебя понимаю. Как можно ходить в школу, когда в голове такое творится.
– Может, я просто свихнулся? – грустно спросил он. – Что мне делать?
– Ну-у… – Я попыталась придумать, что бы ему ответить, но у меня ничего не вышло. – Давай пока просто посидим немного, отдохнем.
С этими словами я уселась прямо на тротуар, прислонившись спиной к стене какого-то дома.
– Как я устал, – сказал брат, усаживаясь рядом со мной.
– Начнем с того, что маме лучше ничего не рассказывать. Это первое. Второе…
Брат вопросительно посмотрел на меня.
– Если предположить, что ты превратился в радиоприемник, то не мешало бы разобраться, как он работает.
– Ну, у радио есть разные программы. Их можно выбирать, – сказал брат.
– Вот то-то и оно. Во-первых, у радио есть возможность настройки, а во-вторых, если надоело слушать, его можно выключить. Соответственно, если радио не настраивается и не выключается, значит, оно никуда не годится. То есть тебе надо научиться настраивать свой приемник. Понимаешь, чтобы ты мог слушать только то, – что тебе хочется.
– А как этому научиться?
– Ну…
«Ты должен поверить в себя».
«Нужно воспитать в себе волю к протесту».
Сказать всегда легко, а вот сделать… Это похоже на послеобеденное чтение женских журналов – сидишь, грызешь сухарик, роняя крошки, и медленно перелистываешь страницы, на каждой из которых подробнейшим образом объясняется, что нужно сделать, чтобы похудеть. Абсолютно бессмысленное занятие. На словах мы все очень умные, но разве можно научить человека чему – то, чего сам не умеешь?
Особенно если этот человек – ребенок.
Он сейчас в том возрасте, когда еще сам толком не знает, чего хочет. Как он может выбирать?
Даже мы с Микико решили худеть только вдвоем. А иначе кто знает, получилось бы у нас или нет?
Как же ему объяснить?
Я молчала. Ночь, плотная как масло, тихо заливала ночные улицы. Дома и перекрестки многозначительно молчали в темноте.
Бетон холодил спину.
Я совсем растерялась.
– Слушай, хочешь, будем каждый день в бассейн ходить? – спросила я. Больше ничего мне в голову не пришло. В тот же момент брат сказал:
– Вот, снова голоса.
Теперь он задрал голову, старательно что-то выискивая в небе. Он буквально не сводил с неба глаз.
Наверное, когда голос раздается у тебя прямо в голове, потребность увидеть источник звука ощущается гораздо сильнее.
– И что? – как можно более спокойно спросила я.
– Саку, пошли скорее к храму.
– Зачем?
– Сейчас туда летающая тарелка прилетит, – ответил брат. – Если мы ее застанем, ты мне поверишь. Правда?
– Да я и так тебе верю, – сказала я, но посмотреть в его горящие глаза не решилась. Безумие заразительно. В свете уличного фонаря мелькнула его маленькая рука. Метнулась тонкая, темная тень.
– Скорее. – Брат вскочил.
– Иду – иду, – я поднялась на ноги. – Где этот твой храм, на холме?
– Ага. Скорее, а то пропустим. – И он побежал по дороге. Я побежала вслед за ним.
Меня вдруг охватило лихорадочное возбуждение. Все было так необычно – я как будто провалилась в другую реальность. Если бы все люди хоть изредка могли чувствовать что-то подобное.
– Саку! Быстрее, ну же!
Брат уже почти одолел подъем. Теперь он стоял, повернувшись ко мне, и в его лице не было ни тени сомнения. Впрочем, безумия тоже не наблюдалось.
Он был спокоен, как бодхисатва. Казалось, его лицо светится в темноте. У самой вершины холма.