Амрита

Я не говорю о «рабочих» улыбках, которых у Маю было не меньше сотни. Иногда, без всякой задней мысли или какого-либо расчета, она вдруг улыбалась другой, совершенно естественной улыбкой. Этой улыбки было достаточно, чтобы люди простили Маю все недостатки до единого.

Уголки ее губ изящно приподнимались, уголки глаз мягко опускались – и на лице расцветала улыбка, солнце выглянуло из-за туч. Ослепительная, чистая, грустная до слез, искренняя, естественная улыбка.

Даже когда Маю уже угробила свою печень (отчего у нее испортился цвет лица, кожа покрылась прыщами и мелкой сыпью), она сохранила это поразительное умение улыбаться. Сохранила до самой могилы, да и в могиле, наверное, тоже.

Все, что я говорю сейчас, я должна была сказать ей при жизни. Я должна была говорить ей это каждый раз, когда она улыбалась. Не пожирать ее восхищенно глазами, а просто сказать.

Когда я, выбившись из последних сил, все-таки добралась до бара, оказалось, что там нет ни одного клиента. Хозяин и вторая официантка сидели со скучающими лицами за стойкой и слушали музыку. Если бы не музыка, в заведении было бы тихо, как на морском дне. Казалось, что, если я что-нибудь скажу, мои слова прогремят как гром.

– Что за дела? Сегодня разве не пятница? – наконец произнесла я.

– Все из-за дождя, – довольно жизнерадостно ответил хозяин.

Я повязала фартук и присоединилась к двум бездельникам.

Этот бар нравился мне всегда, с тех пор, когда я сама была здесь завсегдатаем.

Во-первых, меня успокаивал приглушенный свет. Здесь всегда было полутемно, так что, если положить руку на стол, ее с трудом удавалось разглядеть. По вечерам хозяин специально не зажигал свет, пока не наступала непроглядная темнота. Во-вторых, мне нравилось, что здесь, как правило, было мало посетителей. Плюс видавшие виды столы и стулья – все это создавало странноватую, завораживающую атмосферу. И дощатый пол, характерный масляный запах которого напоминал мне о школе, о тех временах, когда я училась в восьмом или в девятом классе. Вся обстановка бара – старая, потрепанная – была окрашена в коричневые тона. И каждый раз, ложась грудью на стойку, я испытывала такое блаженство, что казалось, вот-вот умру. Я обвела глазами тихое, таинственное помещение и в очередной раз подивилась тому, насколько иначе выглядит бар, когда в нем толпится нетрезвый народ.

В этот момент дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появился Рюичиро.

– Ну и ну! – сказал он.

Мы испуганно вздрогнули, настолько это было неожиданно. Оправившись от испуга, я сказала:

– Добро пожаловать.

– Вы при виде клиента каждый раз пугаетесь? Ну и местечко, – проговорил Рюичиро, усаживаясь за стойку.

– Мы просто решили, что сегодня уже никто не придет.

Рюичиро осмотрелся:

– А у вас тут куча места. Даже обидно.

– Зато когда народ набивается, то уж под завязку Правда, это редко бывает. Да и вообще, что хорошего в переполненном баре? – я улыбнулась.

– Пока других клиентов нет, можешь поболтать со своим другом, – сказал хозяин. Этот мужчина, которому на вид было чуть меньше сорока, отчасти даже радовался, что сегодня нет посетителей, – можно отдыхать и слушать свою любимую кассету.

Я вышла из-за стойки, сняла фартук и положила его на стул, чтобы был под рукой. Мне досталась роль «подсадного» клиента, готового в любой момент превратиться в обслуживающий персонал (впрочем, в тот вечер до этого дело так и не дошло).

Мы решили выпить и пили весь вечер под звуки одной и той же без конца проигрываемой кассеты с джазом.

Рюичиро болтал о том, о сем, а потом, как бы, между прочим, спросил:

– А как ты думаешь, что такое счастье?

Выло понятно, что он это не всерьез, но мне все равно на секундочку стало не по себе.

– Ты, случайно, не заполнял анкету возле станции? – на всякий случай поинтересовалась я.

– Какая еще анкета? Ты о чем?

– Ни о чем. Просто «счастье» – это, прямо скажем, не самое употребляемое слово в повседневном лексиконе.

Коричневый напиток в моем стакане становился все прохладней и прозрачней, постепенно сливаясь с цветом тающего льда. Я наблюдала за этим любопытным процессом.

Бывают вечера, когда все удачно складывается, все сходится. Тот вечер был именно таким. Я уже начала немного пьянеть, что было даже приятно. Мне не хотелось быть трезвой. Едва слышная фортепианная мелодия вдруг зазвучала бодрее, набирая темп.

– Уж вы-то с сестрой, я уверен, использовали это слово чаще остальных, – сказал Рюичиро. – Когда ты приходила к нам в гости, вы с ней садились рядышком и весело щебетали о счастье, как две нежные птички.

– Какое удачное сравнение. Сразу видно, что ты писатель, – ответила я.

– А ты сама посуди. Во-первых, у тебя семья как из американских фильмов: молодая мама, малолетний брат, двоюродная сестра и… кто там у вас еще?

– Мамина подруга.

– Во – во. Так что поводов призадуматься о счастье гораздо больше, чем у обычных людей. Чтобы в таком возрасте у кого-нибудь был брат – дошкольник – это, скажу я тебе, большая редкость.