Амрита

Будь на моем месте кто-нибудь другой, бог знает, чем бы закончились для этого человека подобные переживания – вид бесконечно развертывающейся вереницы зеркал, отражающих все и вся, этот умопомрачительный хоровод образов: пугающие намеки на силы и возможности человеческой памяти. Но мне нравилась эта феерия, и если бы это было возможно, то я бы хотела запомнить, сохранить это фантастическое зрелище в своем сердце.

Если вдуматься, то наша душа – это механизм, обладающий функцией сортировки. Компьютер, который может выбирать чувства с точки зрения их уместности и удобства. И это вовсе не метафора. Вполне возможно, что если человек будет настроен на позитив, то со временем он научится думать только о хорошем – изменится его поведение, выражение лица и так далее и тому подобное. И соответственно, если параллельно отключить функцию восприятия негатива – то, скорее всего, можно будет добиться еще большего успеха, переосмыслить прошлое и совершить над собой массу «исправительных» операций, которые всем хороши, если не считать того, что они механистичны до идиотизма и противоестественно честны. Наверное, поэтому никто и не ставит над собой таких экспериментов.

По крайней мере, мне этот вариант не подходит

Я родилась не для этого.

В своей жизни я хочу успеть пережить как можно больше. Хочу чувствовать веселье, и страх, и ненависть, и желание убивать.

Хочу – и всегда хотела – быть человеком чувствующим!

Разве это не достойный ответ на вопрос: «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?», который задают детям в детском саду?

– Знаешь, тебе в ближайшее время будет нелегко, – сказал Ёшио. – Но потом все уляжется. Ты привыкнешь.

– Спасибо за поддержку. Только не мог бы ты мне объяснить, почему у тебя такой трагичный вид?

Брат выглядел как курочка, над которой уже навис нож мясника.

– Просто теперь мне одиноко, – ответил он. – Мне кажется, что, пока у тебя не было памяти, ты могла лучше меня понимать…

– Что за бред! – сказала я, хотя еще сегодня утром, скорее всего, согласилась бы с этим утверждением. – Послушай меня, Ёшио. Это очень хорошо, что ты говоришь то, что думаешь. Но проблема в том, что конкретно эта мысль никуда тебя не продвигает. Если люди становятся друзьями только на том основании, что они мучаются, – это никуда не годится! Ты же сам видел, что бывает по-другому, когда погода прекрасная, океан рядом, все веселы и довольны, и из этого общего радостного чувства рождается дружба.

Брат молча кивнул.

– Глупенький, ну что ты расстроился? Прошлое-то у нас и так, и так общее. Мы вместе росли, вместе ели завтраки и обеды, которые нам готовила мама… Да и мама эта, между прочим, тоже общая… И хотя у нас разные папы – это ничего не меняет. Что ты прямо как маленький?

Ёшио нежно взглянул на меня, и перед моими глазами на секунду возникло свечение, в котором – я знала, – если вглядеться, можно было увидеть его сияющее будущее. Но я не успела.

– Я все понимаю. Не сердись, – тихо сказал брат.

Я улыбнулась и пошла к себе в комнату.

Меня распирало от радости, и я не удержалась и позвонила Сасэко.

– Представляешь? Каждую секунду тысяча новых воспоминаний – одно за другим. Без остановки. Просто ужас какой – то.

– Что ты говоришь? Ну надо же! – Сасэко засмеялась. Я услышала, как она говорит мужу: «К Сакуми вернулась память». Она сказала это очень просто, как будто такие вещи случаются с ее знакомыми сплошь и рядом. Мне нравилось, что она воспринимает все как должное. Спокойно, без охов и ахов.

– Кодзуми говорит, что сначала будет поступать очень много информации и это может тебя запутать. Но потом все устаканится. Это ему его младший брат подсказывает. Тот, который умер.

«Ага. Знаю. Мой младший брат, который пока что, слава богу, живой, сказал то же самое».

– Передай ему спасибо.

– Рюичиро уже знает?

– Нет. Я собираюсь написать ему письмо. Все-таки ко мне не каждый день возвращается память.

– Понятно. Тогда я пока не буду ему говорить.

– Ага. Я вам потом еще позвоню.

– Отлично. У нас все по-старому. Ничего не происходит. Так что приезжай в гости! – сказала Сасэко и повесила трубку.

Удачно, что мы познакомились недавно, – разговор с ней не напрягал, а, наоборот, успокаивал.

Интересно, а что станет со мной, когда все «устаканится»?