Амулет колдуна

Небольшой огонек, вырвавшийся из зажигалки, заставил замолчать Татину, которая набрала в грудь воздуха для очередной колкости. Она и Крохм удивленно смотрели, как сгорают веревочные волокна и не от головни из костра, а от сжатого Пашкиного кулака. Обугленные концы упали на ореховый куст, повисли, как уставшая змея на ветке. Из зелени куста выпорхнула малиновка и усвистала прочь.

Удивление спутников навело меня на хорошую мысль и, когда Павел вернулся из кустов с видимым облегчением на лице, я передал ему свои соображения: «Павел, ты смог произвести впечатление, и если хочешь чтобы она прекратила свои издевки, как-нибудь обыграй свой мобильник. Мол, ты тоже не пальцем деланный и у тебя есть шкатулка с заточенными душами, которые когда-то разозлили тебя».

— Павел, а что это у тебя за палочка, с помощью которой ты избавился от веревки? — упредил Татин вопрос любопытный гном.

— Это маленький дух огня, мы долго бились с его отцом и, когда я одержал победу, он отдал мне одного из сыновей. Правда отдал с тем условием, чтобы я иногда выпускал его и кормил! — начал выпускать на волю свою фантазию Павел. — Но это лишь малая часть из того, что я могу сотворить в нашем мире…

Татина фыркнула, но после вида грозно насупленных бровей, скромно потупила глазки и показала своим видом, что вся во внимании.

Павел привязал новой бечевкой гнома, причем тот не забыл утянуть в карман обгорелую веревочку, чтобы не оставлять следов. Бегунок недовольно покосился на приготовления, но промолчал, подождал, пока Павел поместит свое седалище, и от души врезал хвостом зазевавшемуся гному. Из кармана грязной джинсовки вылез поцарапанный мобильник, и Павел начал рассказывать о заключенных душах и своем могуществе. Татина тихонько пофыркивала, но мой друг горделиво не обращал внимания и продолжал рассказ. Убаюкивал неторопливый монолог, мерное покачивание Бегунка, пригревающее солнце.

Фантазия Павла развернулась особенно бурно, он и мобильник показал, заставив спеть единственную песню-рингтон, и рассказал об управлении автомобилем, и о конструкции велосипеда, и о полете на самолете, и еще много о чем. То есть нашел свободные уши. Я от похвальбы задремал и очнулся, когда мы остановились на привал.

Видимо с мобильником он переборщил — глаза Татины практически не вмещались в орбиты от удивления, а рот полчаса не закрывался, так как струйка слюны достигла сапожка. Гном же что-то черкал заостренной палочкой на куске коры, и этой же палочкой парировал удары прилетающего хвоста. Павел сиял от счастья и собственной значимости. Но тут он допустил одну оплошность, сведшую на нет все повествование.

— К сожалению, в вашем мире наше колдовство почти не действует, иначе я давно бы разобрался с Гарионом, и нам бы не пришлось сейчас куда-то так спешно скакать, — простодушно заявил «великий и ужасный» Павел.

— Тогда какой прок от вашего колдовства, если оно здесь не может работать? Хотя идея велосипеда мне очень понравилась, — сказал Крохм и засунул кору за пазуху, продолжив фехтование палочкой с назойливым хвостом.

Татина разочарованно закрыла рот и вернула глаза в первоначальное положение, но уже не пыталась ехидничать. «Эх, Паша, Паша, а ведь еще бы немного и она бы тебя боготворила. Это будет тебе уроком — если треплешься, так доводи треп до конца, а то одно предложение может свести на нет целый том!» — подумал я и Павел кивнул в ответ.

На этот раз веревка развязалась нормально, и гном потопал по мягкому лиственному покрову, разминая ноги. Кругом из широких листьев выглядывали синие глаза цветов, по стеблям сновали деловитые мураши.

— А вас не удивляет, что я из другого мира? Можно подумать к вам постоянно заходят такие гости! — пробурчал Павел.

— Нет, мы знаем, что не одни во вселенной. Корень пришел из другого мира, так почему не может прийти кто-нибудь другой? — задал риторический вопрос Крохм.

Павел согласился с этим, и вскоре опять ушел в кусты, для облегчения страданий ноющего места.

Привал не принес с собой никаких неприятностей, а скорее наоборот — Крохм поймал большого зайца, подкравшись к тому на цыпочках, когда беспечная скотинка позволила себе наглость задремать под кустом неподалеку. Павел еще раз продемонстрировал блестящее умение пользоваться зажигалкой и через полчаса мы воздавали должное непуганности местного зверья. Пару раз Брысь мелькнул между толстых стволов, но так как Павел набирал на костер только валежник и ломал сухостой, то претензий не возникло. Крохма Брысь проигнорировал, посчитав того достаточно наказанным. Мгновение, и он растворился в буйной листве.

После привала половину зайца убрали к Татине в мешок, хотя я и уверял Павла, что в моем мешке ему (зайцу) будет спокойнее и прохладнее. Ну да ладно, людская подозрительность всегда гасит мои благие начинания, не привыкать. И ведь не объяснишь недоверчивым, что для них же стараешься.