Амулет (Потревоженное проклятие)

Вдруг меня осенило: земляной пол! Конечно, можно же сделать подкоп! Правда, у меня нет ничего похожего на шанцевый инструмент, но это не так уж важно - мягкую землю можно ковырять чем угодно, хотя бы теми же ключми, если их правильно зажать в руке.

Я приступил к земляным работам. Сперва я начал копать прямо под дверью, но очень скоро выяснилось, что там в глубину уходит бетонная стена фундамента. Я проследил её на глубине сорока сантиметров, и понял, что это бесполезно. На всякий случай, для очистки совести, я поковырялся у всех трех стен моей темницы - результат тот же! Конечно, кирпичные стены не будут ставить на мягком груньте, под них обязательно должны были подвести мощный фундамент, и будь у меня даже лопата, сомневаюсь, что мне бы удалось докопаться до основания фундамента.

Я сел на корточки, задумался, и почему-то представил, как я потом, когда выберусь отсюда (а в том, что я выберусь, я в ту минуту, не смотря на постигшую меня неудачу, не сомневался!), буду рассказывать Борису о своих попытках освободиться, и он очень уверено заявит: "Ну, старик, из твоей камеры можно было бы уйти тысячей разных способов!". И конечно, начнет предлагать свои варианты, как будто я тут, в темноте и тишине, все эти варианты не продумал, не попробывал, и не отбросил, как невыполнимые...

Что ж! Раз сделать ничего нельзя, остается ждать! Я сел на пол, закурил, и начал размышлять...

Конечно, если группа Слепцова подорвалась на мине, ФСБ обязано заинтересоваться этим подземельем. Они расчистят завалы, пройдут по всем лабиринтам, и в конце концов отыщут меня! Даже если предположить, что все, кто знал о нашей операции, погибли, есть же ещё Борис, который обьяснит, подскажет, поможет! И если вдруг взять самый худший вариант - ФСБ не сможет меня найти, то Борис-то должен предпринять какие-то шаги! Вообщем, надо не раскисать, а ждать и надеется!

Я сидел и вслушивался в глухую тишину, обволакивающую меня, словно вата. Иногда, где-то очень далеко и очень тихо, напределе возможности человеческого слуха, мне мерещился отдаленный грохот. Я вслушивался, вслушивался - и понял, что это отзвуки движения поездов метро... Больше до меня не долетало ни звука. Правда, иногда в коридоре с потолка срывалась капля воды, и я каждый раз вздрагивал от этого безысходного - кап!, но со временем привык, и перестал замечать.

Хуже всего было то, что у меня осталась одна сигарета и не было часов. Наградной "Роллекс" спас мне жизнь, героически "погибнув" от ножа Судакова, и лежал сейчас на холодном дне Тобола, - испугавшись, что на часах мог остаться яд, я выкинул их в реку. Моя же старенькая "Электроника" осталась дома, в ящике кухонного стола, и теперь я изнывал от безвремения почему-то мне казалось, что ждать, зная, сколько прошло времени, легче...

Постепено мои мысли перенеслись к событиям далекого и не очень далекого прошлого. Я вспоминал свое детство, безхитросные мальчишеские радости, школу, спортивную секцию, в которую меня привел отец, озабоченный тем, что его отпрыск растет хилым и слабым, друзей-приятелей. Как-то само собой всплыло из памяти лицо Николеньки, наши с ним разговоры, забавы юности, вроде походов за арбузами на ночной городской рынок, или вечеринок по квартирам друзей и подруг, спровадивших родителей на дачи или в гости...

Эх-ма, веселое было время - первые поцелуи, портвейн по рубль двадцать, сигареты "Космос", драки на дискотеках, бесцельное мотание по городу, сидение в подъездах... Как говорил Николенька: "В-в Р-россии есть д-две б-беды, но не д-дураки и д-дороги, а б-бездомье и б-безденежье!".

Как-то само собой я вспомнил учебу в институте, общагу, куда я, бравый дембель с гранатой в голове, приехал получать образование, и образовался выше крыши - бессонные ночи, пьянки, безотказные подружки, волшебная травка - анаша, нудные преподаватели с их нудными, никому не нужными лекциями. А потом - диплом, грандиозная пьянка, когда вся общага неделю стояла "на ушах", и вдруг - неожиданное распеределение в престижный московский проектный институт, работа, Катерина, свадьба... А тут как раз развалился Советский Союз, и завертелось, и понеслось!..

Я снова ощутил, как соскучился по своей, пускай и бывшей, жене. Вспомнил её неожиданный звонок накануне моего отъезда в Куртамыш, затаенную грусть в голосе...

Не знаю, сколько я просидел так, в кромешной тьме, вспоминая и размышляя. Может быть, два часа, а может и пять! Все мое самообладание куда-то улетучилось, потихоньку подполз страх. Я начал понимать во всей полноте значение древнего слова "темница". Это когда не видно ни зги, когда не знаешь, прошла минута или вечность, когда стены и потолок начинают сдвигаться, давить, сжимать... И не важно, что это происходит лишь в твоей голове - волосы встают дыбом, и ты ощущаешь себя в могиле, куда никогда не попадет ни лучика света...

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

"...В черной чернильнице

черные чернила черным черны..."

По-моему, скороговорка