Спустившись с двери, я застегнул бушлат, поднял высокий воротник, закрыв лицо, чтобы в случае чего газ не сразу попал в дыхательные пути и глаза, сжал ломик и застыл сбоку от двери. Мною двигала холодная решимость, даже боль от ран куда-то отступила — будь что будет, но я постараюсь подороже продать свою жизнь!
Луч фонарика через окошко осветил камеру, пошарил по полу, выхватив из темноты мою смятую рубашку, остатки свечей, мусор…
— А-а-а! Прячешся! — раздался полный злобы голос Паганеля: — Ну-ну, прячся, не долго тебе осталось! Но ты мог бы спасти свою жизнь! Ты слышишь меня? Я понимаю, ты отважный парень, настоящий мужчина, ты под пытками не сознался, где груз! Я даже восхищаюсь тобой! И я хочу предложить тебе сделку — я выпущу тебя, разумеется, после того, как ты скажешь, куда ты спрятал сокровища кургана! Мало того, я даже возьму тебя в долю! Тебе ведь нужны деньги, не так ли? Мне нужен помошник, хотя бы для того, чтобы перевезти сокровища в надежное место! Судаков с твоей помощью перешел в лучший мир, а больше у меня нет знакомых, которым я мог бы довериться! Ну как, ты согласен?
Я собрался с мыслями и произнес, стараясь, чтобы голос не дрожжал:
— Все разговоры после того, как ты принесешь мне воды, поесть и лекарства — мазь от ожогов! Понял, гнида?
Я не верил Паганелю ни на грош, поэтому мне надо было протянуть время и закончить свою работу. Что касается его грубой лести, то я пропустил ее мимо ушей — предупреждение Слепцова о хитрости Логинова крепко засели у меня в мозгу.
— Да-да! Конечно! — залебезил Паганель за дверью, в окошечко протиснулся и упал на пол камеры обьемный пакет: — Там все, и лекарства, и еда, и свечи!
Я внутрене возликовал — у меня будет свет! Теперь надо отправить этого гада подальше, а когда он, взбешенный, вернется, у меня все будет готово!
— С чего ты решил, что я — человек, которому можно довериться? спросил я, лихорадочно придумывая, что бы такого сказать Паганелю про ящики.
— А у меня нет другого выхода! Ты с самого начала показался мне именно тем парнем, с которым можно иметь дело. Судаков был хорош всем, кроме одного, но очень важного качества — уж очень он любил деньгм! Да и нутро его насквозь прогнило! Все эти его уголовные штучки — ненавижу их! Честно говоря, я собирался избавиться от него сам, после того, как он привез бы мне клад из кургана!
— Но этот клад не принадлежит тебе, Логинов! — почти выкрикнул я, разозлившись.
— А кому же, интересно, он принадлежит? Николай убит, Денис Иванович болен, и ему уже ничего на этом свете не понадобиться! А что касается Бориса, то этот бычок хорош только для того, чтобы возить на нем воду! Я, я единственный могу владеть сокровищами ариев! Ты даже не представляешь, какие это бешеные деньги!
Голос Паганеля наполнила такая страсть, такая алчность, что я невольно усмехнулся — вот где талант пропадает, ему бы в рекламе сниматься: «Ах, как я люблю йогурт «Фруттис!».
Пагнель снова заговорил:
— Может быть, тебя смущает, что я причастен к гибели Николая, травме Профессора или убийству Леднева? Так это все Судаков! Это все он! Николай той ночью был у меня, рассказал про находки, похвалился! А Судаков, он следил за их группой! Устроил обвал в раскопе, потом выследил Николая…
— И убил его! — закончил я за Паганеля: — А ты, конечно, ничего не знал!
— Я не знал! Клянусь дочерью — не знал! — Пагнель остановился, почувствовав, что заврался, и резко сменил тон, теперь в его голосн зазвенел металл:
— У тебя нет выхода! Либо ты остаешься здесь гнить до скончания века, либо говоришь мне, где ящики! Ты понял, щенок?!
— Какие ты дашь меня гарантии? — усталым голосом спросил я, внутренне напрягшись.
— О чем ты говоришь?! Никаких! Мое честное слово!
«Ага! Нашел гарантию!», — подумал я, а вслух спросил:
— Логинов! Зачем вы убили Леднева?
— Он слишком о многом догадывался, как и Профессор, кстати… машинально ответил Паганель, но тут же спохватился и зло крикнул: — Леднева убил Судаков у тебя на глазах, я тут ни причем! Где ящики?! Ты будешь говорить, или я ухожу!
— Еще один вопрос! — спокойно сказал я: — Записка, глупое стихотворение на моей двери — твоих рук дело?
— А-а-а! — протянул Паганель, и вдруг захихикал страшным, неестественным, визгливым смехом: — Все же проняло, все же я напугал тебя тогда! Я хотел, чтобы ты перестал совать свой нос в мои дела — кто же мог подумать, что сама судьба посадит тебя в одну машину с Судаковым! Борис был мне не опасен — я знал его еще студентом, он всегда быстро загорался, и быстро остывал! А ты, ты здорово мешал мне! После того разговора, в кафе, я захотел напугать тебя, и мне это удалось! Ну все, хватит разговоров! Считаю до трех и ухожу — навсегда! Мне надо убираться из Москвы — у меня дома засада, меня ищут! Говори! Раз! Два!! Три!!!
Я понял, что тянуть дальше нельзя — он действительно уйдет!