— А какое до этого дело демону?
— Где он?!
— Смотри под ноги. Ты на что-то наступил.
— Да скажи же наконец!
— Я, кажется, уже как-то упоминал об этом. Мне не нравится, когда меня называют демоном. Тебе ясно?
Мальчишка глубоко вздохнул.
— Ясно.
— Это так, к твоему сведению.
— Ладно.
— Я — джинн.
— Ну ладно, ладно! Где купол?
— В лесу. Он сейчас находится на шестом плане. Но он скоро переместится.
— Нам трудно будет пробраться.
— Да. Именно для этого и ставится защита. — Лицо мальчишки было серым от усталости, но на нем читалась всё та же мрачная решимость.
— Итак, цель ясна. Эти ворота отмечают официальный вход в поместье — единственное отверстие в защитных куполах. Именно там они проверяют всех входящих. Если мы сможем пробраться за ворота, то окажемся внутри.
— Морально готовые к тому, что нас в любой момент могут скрутить и прикончить, — заметил я. — Ура.
— Вопрос в том, как нам туда пробраться…
И мальчишка надолго умолк. Он сидел, прикрыв глаза рукой, и смотрел, как солнце исчезает за лесом, а поля окутывают холодные зеленые тени. Часовые то возникали, то исчезали (мы сидели слишком далеко от них и запаха серы не чувствовали).
Затем наше внимание привлек шум, доносящийся откуда-то издалека, со стороны дороги. Примерно в миле от нас на той дороге, что уходила к горизонту, объявилась машина, смахивающая на черный спичечный коробок. Она петляла между живыми изгородями и властно сигналила на каждом повороте. Машина подъехала к перекрестку, притормозила — водитель благоразумно убедился, что навстречу никто не движется, — и свернула направо, к Хедлхэму. Когда она направилась к воротам, двое часовых стремительно метнулись к ней через темное поле, их одеяния реяли за ними, словно изорванные отрепья. Часовые добрались до живой изгороди, окаймляющей дорогу, но перескакивать не стали, а двинулись вдоль дороги следом за автомобилем, который был уже недалеко от ворот. Почти стемнело, и разглядеть что-либо удавалось с трудом. Машина остановилась перед воротами. Что-то приблизилось к ней. Часовые застыли под деревьями. Машина проехала сквозь арку и скрылась из вида. Часовые унеслись обратно в поля.
Мальчишка уселся прямо и потянулся, разминая руки.
— А вот и подсказка, — сказал он. — Теперь понятно, что нам нужно делать.
Местом засады был избран перекресток. Любой машине приходилось здесь притормаживать во избежание возможного столкновения. А от ворот поместья перекресток закрывала густая купа дубов и лавра. Она же предоставляла нам укрытие на время ожидания.
Соответственно, мы отправились туда ночью. Мальчишка полз вдоль края живой изгороди, окаймляющей дорогу, а я порхал впереди в облике летучей мыши. Ни один часовой не материализовался поблизости. Ни один наблюдатель не пролетел над нами. Мальчишка дополз до перекрестка и спрятался в подлеске за самым большим дубом. Я повис на ветке — на страже.
Мой хозяин спал — или пытался уснуть. Я же созерцал ночную жизнь: стремительные движения совы и какого-то мелкого грызуна, шуршание ежей в кустах, рысканье беспокойного джинна. Задолго до рассвета облака разошлись и засияли звезды. Может, Лавлейс сидит сейчас на крыше и пытается постичь, что говорят созвездия? Интересно, а что они ему говорят? Стало ощутимо холоднее. Землю покрыл искрящийся иней.
Мне вдруг пришло в голову, что мой хозяин должен здорово страдать от холода.
Примерно с час я тешился этой мыслью. Но затем мне в голову пришло еще кое-что. Он мог на самом деле замерзнуть до смерти в своем укрытии. А это уже было бы скверно: мне тогда вовеки не выбраться из проклятой жестянки. Я неохотно спланировал в кусты и осмотрел мальчишку. К моему облегчению, он всё еще был жив, хотя и начал синеть. Нат закутался в куртку и забился в груду палой листвы. Листва постоянно шуршала, поскольку мальчишку била дрожь.
— Давай я тебя согрею, — шепотом предложил я.
Мальчишка мотнул головой: трудно было сказать, то ли он отказывается, то ли так сильно дрожит.
— Что, нет?
— Нет.
— Почему?
Он с трудом разомкнул намертво стиснутые зубы.
— А вдруг они заметят?
— Ты точно отказываешься не из гордости? Не потому, что брезгуешь принять помощь от мерзкого демона? [Примечание: Еще какого мерзкого! Напомните мне как-нибудь — я вам такого расскажу…] Ты осторожнее с этим заморозком — так можно и отморозить себе кой-чего. Мне доводилось видать такое.
— От-тстань!
— Ну, твое дело.
И я вернулся на дерево. Некоторое время спустя небо на востоке начало светлеть. Мальчишка чихнул разок — но всё остальное время упрямо хранил молчание, замкнувшись на своей добровольно избранной тяжкой доле.
С наступлением рассвета облик летучей мыши стал выглядеть недостаточно убедительным. Я спрятался в кустах и превратился в мышь-полевку. Мальчишка сидел всё на том же месте; он напрочь окоченел, и у него потекло из носа. Я примостился на соседней веточке.
— Не нужен ли тебе носовой платок, о мой господин? — поинтересовался я.
Мальчишка с трудом поднял руку и вытер нос рукавом. Потом шмыгнул носом.
— Что-нибудь уже произошло?
— Ты недостаточно хорошо вытер левую ноздрю.
— На дороге!