Амулет смерти

«Слава Солнечному богу! — совсем подагомейски подумал Кондратьев. — С бэтээрами мы все дыры заткнем. Их можно расставить пустыми. Ни одна черная рожа не сунется… И выборы проводить с бэтээрами — милое дело!»

— Старшину роты ко мне, — приказал капитан, чувствуя, как светлеет его собственное лицо.

Когда через минуту перед ним вырос прапорщик Иванов, капитан скомандовал:

— Гони, Серега, в порт. Свяжись сперва с этой мордой хазарской… тьфу, черт, с радистом Гуревичем. Уточни, сколько пришло машин. Возьми бойцов по числу бэтээров. Прямо во время разгрузки начинайте пробовать двигатели. Поезжай на нашем полицейском фургоне — обратно с его мигалками колонну легче будет привести… Я позже подъеду, у меня тут выборы, понимаешь.

— Есть, — промямлил Иванов. — Если машины пришли в таком состоянии, как в Союзе, мне эти мигалки не скоро понадобятся. И ты сможешь не спеша заниматься выборами.

— Да ты что, Серега! — Кондратьев даже замахал руками. — Это же экспортное исполнение! Даже баки заправлены. Только ключи зажигания и пулеметные затворы заберешь у сопровождающего… Давай двигай, не тяни резину.

В порту царило привычное оживление.

Привычным оно стало, едва Кремль убедился в прочности режима Соцпартии. Одно за другим в Порто-Ново швартовались советские суда. Токарные и фрезерные станки, автомобили производства ЗИЛа и ГАЗа, макароны, сахар, аспирин, анилиновые красители, детское питание — Дагомея импортировала все подряд.

В обратный путь все суда уходили с одинаковыми бочками. В них бултыхалось пальмовое масло — единственная статья экспорта.

Такое количество этого продукта не мог усвоить даже Советский Союз, поэтому корабли брали курс на «третьи страны».

Чтобы хоть что-то выручить за эту дрянь.

Выпрыгнув из кабины синего фургона, Иванов приказал бойцам глаз не спускать с черных стропальщиков и крановщиков.

— Можете предупредить, что за испорченную при разгрузке технику будем расстреливать на месте, — посоветовал прапорщик.

И взбежал по трапу на океанский сухогруз «Октябрьская революция». Скоро его радушно принимал в своей каюте первый помощник капитана.

— Михаил, — протянул руку помощник капитана. — Разреши, браток, от имени «Октябрьской революции» поздравить тебя с совершением Декабрьской!

На столике молниеносно возникла бутылка.

— Азербайджанский? — уточнил Иванов, предвкушая. — А мы тут, кроме спирта, и не видим ничего.

— Держи. Ну, будем. За вашу и нашу победу!

Моряк опрокинул в себя коньяк и, вспомнив о закуске, стал доставать из шкафчика шоколад, лимон, сыр.

«Какой-то он суетливый, — подумал прапорщик и выпил. — О, какое наслаждение!..»

Моряк поспешил налить еще, а затем — без передыха — и в третий раз.

— Мы с тобой про ключи с затворами не забудем? — засмеялся Иванов, зажевывая.

— Может, ты и забудешь, — моряк поднял палец. — Морской волк в любом состоянии помнит о деле.

От такой наглости прапорщик растерялся. Какой-то гражданский пеликан поставил под сомнение его способности. Нанесено оскорбление всей роте и всей бригаде спецназа Ленинградского отдельного военного округа.

— Ладно, друг Миша. Мне больше не наливай. А то здесь вытрезвителей нету.

Гони, что должен, и — оревуар. Спасибо за коньяк.

Помощник капитана понял, что дал маху.

— Да не горячись ты, Серега. Извини.

Привык, что сухопутные быстро с ног валятся. Со спецназом не каждый день общаюсь, вот и ляпнул. Давай еще по одной.

Прапорщик взял рюмку и сказал:

— Тебе выпить тут не с кем, что ли?

Моряк опустил глаза и задумчиво молвил:

— Да не в том дело. Разговор у меня к тебе. С коньяком, думаю, легче пойдет.

С этими словами он протянул прапорщику удостоверение. Еще не взглянув, Иванов понял, что обложка будет красной, а посреди обложки будет красоваться щит и меч.

Так и вышло: «Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР. Лысенков Михаил Владимирович, майор».

Иванов выпил коньяк, стал «смирно» и рявкнул:

— Слушаю вас, товарищ майор!

— Сергей, я тебя очень прошу, оставь этот казарменный тон. Давай просто поговорим, — помощник капитана жестом предложил сесть. — Поговорим на равных.

Родина у нас общая, цели общие. Надо лишь иногда советоваться друг с другом, помогать друг другу.

Прапорщик с тоской посмотрел в иллюминатор. Далеко внизу стояли его ребята. В белом дагомейском небе плыл по воздуху зачехленный БТР. Сказал:

— Но я правда тебя слушаю, Михаил.

— Хорошо. Сережа, давай вспомним вместе тот день, когда ты проучил несколько черномазых. Мы сейчас как раз напротив набережной, где это произошло.

Иванова прошиб холодный пот. Откуда они знают?

— Чем я могу быть полезен, если вы и так все знаете?

— Мы знаем только то, что рассказывал капитан Кондратьев. Мол, прапорщик Иванов решил покуражиться и отдубасил девять черных парней так, что трое попали в больницу.

"Не мог Васька такого наговорить, — усмехнулся про себя прапорщик. — Это могли сказать только сами негритосы.

Странно другое. Странно, что Васька ни словом об интересе к этому делу не обмолвился".