Амулет викинга

– Нет… просто… мне очень нужны деньги. Я попросила, а он… поставил условие.

– Понимаю! – усмехнулась Кравцова, бросая уничижительный взгляд на отставшие обои, обшарпанные кресла с продавленными сиденьями и потертые тапочки на изящных ножках Лилии. – Девонька приехала покорять столицу, и ей необходим спонсор. Богатенький сладострастный пожилой Буратино!

– Я не то хотела сказать…

– Говори, – милостиво кивнула головой гостья, доставая пистолет. – Осужденному полагается последнее слово.

* * *

– Послушай свой гороскоп на сегодня, – предложила жена, которая увлекалась разными «бытовыми» эзотерическими штучками.

– Оставь! – взмолился Никифор Петрович, поправляя узел модного галстука. – Неужели ты веришь подобным глупостям?

Поведение жены, каждый ее жест и каждое слово раздражали господина Кравцова: сидит дома, клуша клушей, целыми днями болтает по телефону с такими же пустоголовыми приятельницами и пухнет от безделья. Ее оплывшую, рыхлую фигуру ни за какие деньги не приведешь в божеский вид, любые сауны, таблетки для похудения, массажи и чудо-пояса бессильны. Разве что лечь под нож пластического хирурга, срезать весь лишний жир, подтянуть все, что можно, подшить, разгладить? Так ведь и это невозможно! У Софьи больное сердце, общий наркоз на несколько часов ей противопоказан.

Мысли о пышных, безразмерных формах жены вызвали у Никифора Петровича приступ тошноты. Боже, как ее обезобразили богатство и беззаботность! Вкусная обильная еда, вино, пиво, малоподвижный образ жизни, доступность всяческих благ сделали эту некогда подтянутую, стильную, амбициозную и горячую женщину настоящей медузой. Она шагу не желала ступить, по всякому поводу вызывая машину с персональным водителем, постоянно жевала, валялась на диване, курила, просматривая каталоги или мыльные сериалы. Куда делись ее живость и здоровая, жадная сексуальность? У нее даже мозги заплыли жиром… не о чем стало поговорить, а в постели она истекала потом, задыхалась, и если наваливалась на мужа, то он напрочь терял всякое либидо и заботился только об одном – поскорее выбраться из-под ее тяжелого, скользкого тела.

Господин Кравцов построил большой загородный дом с двумя спальнями – для себя и жены, – и супруги перестали делить ложе страсти, встречаясь преимущественно за завтраками и ужинами, лениво перебрасывались пустыми фразами и расходились. Он ехал в офис работать, она оставалась дома – смотреть часами в окно, на оформленный дорогим дизайнером ландшафт из нагромождения камней, искусственных источников, вечнозеленых деревьев и деревянных столбов с грубо вырезанными ликами языческих идолов, на синеющий вдали, за бетонным забором, лес, на равнодушное высокое небо. Это созерцание сопровождалось курением или пережевыванием пищи, вкус которой настолько приелся госпоже Кравцовой, что она перестала его чувствовать. Изредка она бранилась с прислугой или отчитывала кухарку, а когда совсем уж одолевала скука, включала телевизор или бралась за телефон. Так проходила ее жизнь – день за днем, месяц за месяцем.

В молодости муж, тогда еще бойкий, подающий надежды комсомольский вожак, заставил ее сделать два аборта, и больше она забеременеть не смогла. Счастье материнства обошло ее стороной, профессионально она тоже не состоялась, так как Никиша решительно потребовал уволиться из редакции и заниматься хозяйством, заботиться о домашнем очаге. С годами нужда в этой заботе отпала, появился достаток, домработница и прочие прелести обеспеченной жизни. Когда им обоим перевалило за сорок, Кравцову захотелось иметь ребенка, и он предложил воспользоваться услугами суррогатной матери. У жены случилась истерика – первый и последний раз она устроила неожиданно громкий, бурный скандал, кричала, что он испортил ей жизнь, превратил в никчемный придаток к своему бизнесу, растоптал ее молодость, лишил интересов и желаний и вообще… погубил ее тело и душу.

– Посмотри, на кого я стала похожа! – размазывая по щекам злые слезы, рыдала она. – У меня же ничего не осталось!

– По-моему, я обеспечил тебя с головой, дорогуша! – взревел Никифор Петрович. – Кем ты была, когда выходила за меня? Бедной журналисткой из третьесортной газетенки, которой не хватало на приличные туфли и парикмахерскую! Ходила с обломанными ногтями и красила волосы чернилами! А сейчас?! Сколько стоят бриллианты в твоих очаровательных ушках? А маникюр, а косметичка, которой ты платишь из моего кошелька, а…

– Замолчи! Закрой свой поганый рот! – расплакалась Софья. – Что мне с этих серег? И никакие косметические маски не остановят мою старость! Зачем я живу, скажи?

– Давай разведемся, – словно ледяной струей окатил ее Кравцов.

«Я могу иметь молодую красивую жену, – мстительно подумал он. – Она может родить мне сына. Или маленькую хорошенькую девочку. Кому я оставлю свой капитал?»

«Я ненавижу его, – подумала она. – Ненавижу! Начинать жизнь сначала поздно. Но я еще успею наказать его!»

Такие мысли появлялись у обоих все чаще, накладывая незримую холодную тень отчуждения на все вокруг.