Амулет воинов пустыни

— Ты знаешь. Но поверь, дело совсем не в этом, — заверил его Мак-Айвор. Через дверь и окно в комнату попадало мало света, но Герольт заметил, как покраснел его брат по ордену. — Честное слово! Клянусь Пресвятой Богородицей и своей честью, что я не намеревался открыть куб! Просто мне вдруг захотелось снова увидеть его и еще раз подержать в руках. Ведь мы не можем вынимать его, когда захотим, даже во время наших молитв, потому что рядом всегда находится какой-нибудь посторонний, которому не следует его видеть. Вот и вся причина, клянусь тебе!

Подозрения Герольта исчезли так же быстро, как и пришли. Мак-Айвор дал честное слово, и ему нельзя было не верить. Герольт знал, как шотландец дорожит своей честью.

— Я тоже хотел бы видеть его хотя бы во время наших молитв. Но пойми, это очень опасно.

— Знаешь, о чем я давно себя спрашиваю?

— Нет. Чужие мысли я читаю с большим трудом, — дружелюбно пошутил Герольт. — Тебе придется мне помочь, Железный Глаз.

— С тех пор как мы прошли второе посвящение и аббат Виллар поднес Святой Грааль к нашим губам, я постоянно задаюсь вопросом. Как ты думаешь, отпущены ли нам грехи, которые мы накопили до того момента, как выпили из священной чаши? — сказал Мак-Айвор. — Будут ли после этого спасены наши души?

Герольта не удивило, что Мак-Айвор терзается подобным вопросом. Он хорошо помнил то утро в конюшне городской крепости, когда шотландец исповедался ему, рассказав о своей вине. Едва ли Мак-Айвора заботило что-то больше, чем желание спасти свою душу. И он делал все, чтобы искупить вину.

Герольт задумался над вопросом своего друга. Он не хотел давать ему беглый ответ. Наконец рыцарь ответил — твердо и убежденно:

— Ни один из нас, Мак-Айвор, не достоин быть хранителем священной чаши. Я имею в виду, что каждый из нас грешен. Однако же мы носим мечи рыцарей Грааля. Разве это не говорит само за себя? Подумай о том, что сказал нам аббат: «Разве милосердие Бога не изливается всегда на тех, кого считают самыми слабыми и недостойными? И разве не из них выбирает он людей, чтобы призвать их на особую, самую ответственную службу?» Подумай над этими словами. Кроме того, достать меч из скалы в святилище могли только чистые сердцем и преисполненные истинной веры. Так что не позволяй больше теням из прошлого мучить тебя. Мы призваны на священную службу и добросовестно, по мере наших возможностей исполняем ее!

На лице Мак-Айвора появилась слабая улыбка.

— Спасибо за утешение, друг мой. Ты мне очень помог. Я постараюсь помнить о твоих словах, когда водоворот прошлого снова потащит меня в свои глубины, — сказал он, протягивая руку к парусиновому мешку, чтобы убрать туда куб со Святым Граалем.

В этот момент дверь открылась и вошел Джамал.

— У меня хоро… — начал он и оборвал себя на полуслове.

Успел ли Мак-Айвор достаточно быстро спрятать в мешок черный куб? Увидел ли его бедуин? Позже Мак-Айвор и Герольт не раз говорили об этом и к единому мнению так и не пришли.

Во всяком случае, Джамала, судя по всему, мешок с его содержимым не заинтересовал. Замолчать на полуслове его заставило другое.

Он растерянно посмотрел на восьмиугольный амулет, по-прежнему лежавший возле Мак-Айвора на циновке, а затем воскликнул:

— Откуда это у вас?

Джамал быстро подошел к циновке и благоговейно поднял пластину, одна сторона которой была сделана из серебра, а другая из золота.

Хранители Грааля озадаченно переглянулась. Тут в комнату вошли Тарик и Элоиза. Они увидели, что бедуин, получивший известие от одного из своих курьеров, резко повернулся и заспешил к дому, и бросили шахматы, чтобы узнать о причине его спешки.

— Пусть лучше Тарик расскажет об этом языческом талисмане, — ответил Мак-Айвор.

И левантиец рассказал, как он купил амулет у Амира ибн Садаки, чтобы произвести на него впечатление своим «богатством».

— Он принадлежит тебе? — спросил Тарик у Джамала.

— Да, ихаван Аль-Сама исстари принадлежал моей семье, — подтвердил Джамал, нежно поглаживая пластину.

— «Братья неба». Неплохое название для амулета с такими разными и все же похожими сторонами, — сказал Мак-Айвор.

— Мой дед передал его моему отцу на смертном ложе. А тот передал амулет мне в свой смертный час, — сказал взволнованный бедуин. — Я уже не надеялся, что когда-нибудь снова возьму его в руки.

— Евнух, о котором ты рассказал, — это и был тот самый толстобрюхий Кафур, который желал нашей смерти! — воскликнул Герольт. Во время своего рассказа Тарик не назвал имени человека, принесшего языческий амулет Амиру ибн Садаке взамен своего долга. Он либо забыл его, либо не считал нужным называть. — Чтобы насладиться зрелищем убийств, этот мерзавец обокрал даже своего эмира!

Едва ли Джамал слышал, о чем говорили остальные. Его внимание было целиком поглощено амулетом.

— Друг, эта вещь, украденная эмиром, принадлежит тебе, — сказал Тарик. — Что касается нас, то мы даже не знаем, как с ней обращаться.

Новый вопрос, повисший в воздухе, произнес Морис:

— Наверное, эти линии и знаки, которые покрывают пластину, имеют особое значение? Для нас, во всяком случае, они остались загадкой.

Джамал кивнул.