Читаем Амундсен полностью

«Я написал Кисс, как ими распорядиться. А именно, я хочу, чтобы она обратилась к лучшим лондонским мастерам и заказала из этого фантастического оперения два веера. Один пускай будет ее, а второй я попрошу тебя передать королеве — на память о плавании "Мод" С.-В. проходом; одновременно ты должен рассказать ей, из каких птиц он сделан».

Двадцать чаек должны превратиться в два веера — по одному для каждой из королев. Теперь обе могут спрятаться за своими розовыми чайками — и застенчивая королева Мод, и тайная королева Елизавета. Своего богатого соперника в Англии полярный путешественник прозвал «королем». Неудивительно, что рядом с ним была королева Елизавета.

В действительности имя «Мод» Амундсенов корабль получил в качестве прикрытия. Руал предпочел бы назвать судно в честь собственной королевы — «Елизавета» или, может быть, «Кристина». Вероятно, он испрашивал разрешение так поступить и надеялся на положительный ответ — как перед походом к Южному полюсу просил у Сигрид Кастберг обещания быть с ним. В этот раз он ждал до последнего и лишь за пять дней до спуска корабля на воду обратился во дворец, чтобы ему позволили взять имя другой королевы.

«Прибудет также много иных вещей, — завершает он свои указания Леону, — которые лучше разместить в Ураниенборге, пока туда не приедет Кисс и не решит, как с ними быть». Розовые чайки — это утренний дар[108]. Прочая всячина — добыча, которую принес в семью кормилец.

Чем больше ходов делается в игре, тем яснее становится, что экспедиция на «Мод» была не более чем воздушным замком, иллюзией, творением Руаловой фантазии. При отъезде из Норвегии наш полярник отбросил мандолину и поставил все на выигрыш счастья. Он опустился на колени, однако не получил в ответ «да», в лучшем случае — «возможно». Уверенный в том, что достигнет цели и добьется невесты, он отправился в преждевременное свадебное путешествие. Он не только подарил своей «нареченной» дом, но и в ледовой пустыне не покладая рук трудился для обеспечения ее материального благополучия.

С кем мы имеем дело: с бесстрашным возлюбленным, не побоявшимся ради великой любви поставить на кон всё? Или его поступки свидетельствуют о том, что этот жалкий человек вконец запутался и утратил чувство реальности, что у него помутился рассудок?

В одном отношении Руал Амундсен точно потерял связь с действительностью. Он считает, что пришла пора швыряться деньгами на манер богачей, однако не проходит и года, как он должен выпрашивать у государства очередные сотни тысяч. Впрочем, поразительнее всего его надежды на поступление новых средств. Книгу, доходы от которой должны были пополнить денежные резервы экспедиции, он отдает для образования семейного фонда, причем с расчетом на совершенно нереальные цифры продаж. Вымененные им чайки оцениваются то ли в 20–30 крон штука, то ли в 50 тысяч крон штука… кто знает? Руал пытается компенсировать травмы от ударов судьбы принятием желаемого за действительное.

Что касается счастья, здесь иллюзии потерпели крах. Телеграмма от Леона расставила всё по местам. Счастье было там, где ему и надлежало быть, — в Лондоне. А полярник цеплялся за будущее решение, не желая понять, что оно давным-давно принято…

И все же Руал Амундсен не сдается. Он просто вернулся к началу и теперь будет снова покорять Северный полюс и Богиню. У него надорвано сердце, его бросила команда, но он продолжает идти тем единственным курсом, которым должен. Полярный путешественник возвращается в ледовую пустыню, потому что хочет «добороться до конца».

Он кладет к ее ногам сорок добытых медведей… и посылает на родину стаю розовых чаек…

Глава 28

КАКОНИТА АМУНДСЕН

«Пройдя Северо-Восточным проходом туда, где мы стоим сейчас на якоре, — пишет в дневнике Амундсен, миновав Берингов пролив, — я сомкнул этот путь с путем, каким шел по Северо-Западному проходу в 1906 году, и таким образом впервые совершил кругосветное плавание по Ледовитому океану. В наш век всяческих рекордов это может представлять некоторый интерес».

Слабое утешение под конец неудачной экспедиции к Северному полюсу, скорее попытка выдать мелкий успех за крупный. Открытие Северо-Западного прохода тоже было совершенно бесполезным с практической точки зрения, но как символическое достижение его нельзя было не признать подвигом. Тогда «Йоа» была первой. А Северо-Восточный проход Норденшёльд преодолел на «Веге» за сорок с лишним лет до Амундсена. Быть первооткрывателем чего-либо можно однажды. «Мод» же была третьей.

Когда норвежец говорит о том, что «сомкнул» два прохода, это смыкание происходит лишь в его собственном лице. И корабли, и экспедиции были разные, только Руал Амундсен был все тот же — единственный человек, совершивший кругосветное путешествие по Ледовитому океану. Разумеется, если предать забвению Хельмера Ханссена. Он, видимо, побил рекорд отдельно от Начальника.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное