Читаем Амундсен полностью

Пугающие перспективы отступают в тень перед новым событием; он получает из Лондона письмо с ответом на все свои вопросы. Новый знаменательный день в хронике полярника: «25 сент. 1924 г. Этот день навсегда останется в моей памяти как самый замечательный, самый прекрасный. Малютка — моя, моя, моя!» У полярника пока есть соломинка.

На следующий день он покидает Норвегию. Обанкротившийся национальный герой бежит из родной страны через черный ход, в Гётеборг. Густав провожает его до Мосса. Отныне он один, но не совсем — у него есть дневник и «беспроволочная», телепатическая связь с Кисс. Вдобавок он получил новое письмо.

«Да, теперь ты добрая и милая. Совершенно как в давние времена». Полярник постоянно грезит о «давних временах». О временах еще до того, как он, поставив все на карту, потребовал, чтобы она ушла от мужа, пока он находился в Ледовитом океане на борту «Мод». Об идиллических днях в разгар окопной войны, когда он месяцами сидел в Лондоне, во всем готовый на ее условия. Тогда она была «добрая и милая». Позднее он вынудил ее продемонстрировать, кто из них сильнее.

Руал Амундсен — единственный норвежец на трансатлантическом пароходе «Дроттнингхольм», «весьма комфортабельном». Жертва банкротства путешествует первым классом и обедает за капитанским столом. Письма от Кисс внушили ему новую веру в жизнь; мир выглядит светлее: «Целыми днями я непринужденно с тобой беседую и шлю тебе тысячи беспроволочных телеграмм. Надеюсь, твой приемничек исправен????» Если плавание на «Мод» напоминало свадебное путешествие без невесты, то сейчас он похож на старого мужа в деловой поездке: «Твой миниатюрный портрет всегда со мной, стоит на ночном столике вместе с часами, которые мне подарила ты, и подушка у меня своя, а наволочки для нее тоже сшиты тобою. Пользуюсь я и твоими носовыми платками. Так что сама видишь. Я полон тобой. Беспроволочные депеши отсылаются днем и ночью и должны быть приняты». Пока он может полагаться на свою «маленькую женушку», он «силен как никогда».

Нет, Руал Амундсен отнюдь не сломлен. Вскоре он, стоя на палубе, наблюдает, как «Дроттнингхольм» оставляет за кормой «Бергенсфьорд» со множеством его соотечественников на борту. А однажды в столовой происходит инцидент, отчетливо показывающий, что в мире он по-прежнему пользуется большой популярностью: «Поистине трогательно было слушать нынче людей. И ведь все они шведы, за исключением одного американца и одного датчанина. Во время обеда оркестр исполнил, в частности, "Воскресный день девушки-доярки"[133]. Вообще аплодировать здесь не принято, но, когда музыка кончилась, все бешено захлопали. Достойная дань уважения моей стране и мне. Красивый жест, от которого на душе у меня стало хорошо». Давненько полярник не испытывал благотворного воздействия аплодисментов.

Само собой, всенародная слава имеет и свои темные стороны. «Мир полон коварных соблазнов, на которые легко попадается тот, у кого нет опоры». Не имеет ли полярник в виду другое плавание? Может быть, ту женщину, с которой столкнулся несколько лет назад, на пути в Ном? Все это нужно забыть — стереть с лица земли. Рядом с Кисс даже самая красивая из здешних пассажирок низводится до положения этакого препятствия в мини-гольфе. «Эти женщины — сплошь сумасшедшие. Я не сказал им ни единого слова, но все они жаждут сфотогр. со мной и отправиться на полюс. На меня они наводят бесконечную скуку. Ты можешь представить себе что-нибудь более нелепое? Я не обращаю на них внимания, благодаря тебе, моя замечательная девочка».


Само собой, Руал Амундсен не отказался от плана великого перелета. «Noch ist Polen nicht verloren[134], — писал он, неисправимый оптимист, дону Педро через несколько дней после банкротства. — Отказываться бесполезно, дон Педро. Отказавшийся сам подписывает себе смертный приговор».

В принципе потерян всего один год. Сотрудничество с тремя норвежскими летчиками продолжается. Контакт с компаниями «Дорнье-Валь» тоже не прерван. На фабрике в Пизе удовлетворились тем, что Хаммер, который, по их мнению, «с невероятным легкомыслием упустил финансирование», больше не участвует в этом предприятии. А вот Рисер-Ларсену немец-директор полностью доверяет.

Прежде всего норвежскому лейтенанту надо выяснить, какова вероятность того, что их давний итальянский союзник Локателли захочет осуществить полярный перелет, опередив их. Директор Шульте-Фролинде не очень верит, что полярный энтузиазм сохранится в Италии до следующего лета, «особенно потому, что фашистский режим получил сильный удар и Муссолини, возможно, не задержится в своем кресле надолго». Перелет через Северный полюс вообще ни одно правительство не включало в свою программу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное