Амундсен

Летом 1908 года, «посоветовавшись с Нансеном», Руал Амундсен едет в Берген знакомиться с последними достижениями в области океанографии (как в свое время ездил в Гамбург изучать магнетизм). Наука налагает свои обязательства. «Моя следующая экспедиция как раз будет посвящена изучению северных морей», — объясняет он другу Херману, который при всем многообразии интересов никогда не заглядывался в сторону естествознания.

Будущий океанограф впервые направляется в Берген по железной дороге, недавно проложенной через Хардангерское плоскогорье. «Поездка среди гор производит неизгладимое впечатление», — пишет он Леону 24 июля 1908 года. По этим самым горам братья плутали двенадцать лет назад. Теперь там тянутся рельсы. «За короткое время мы перенеслись из многоцветного летнего пейзажа в царство льда и снега, в первозданную природу, чего мне не приходилось наблюдать ни в одном поезде. Эта дорога — чудо техники». Здесь инженерное искусство победило зиму. Когда-то в Сан-Франциско Амундсен видел, как с помощью техники преображается лето, как его превращают в сказку. Ему тогда показалось, будто он попал в рай: «Едешь на автомобиле меж апельсинов и роз». Технические новшества приводили полярного путешественника в восторг. Тем не менее он пока не отказался и от идеи белых медведей.

По возвращении из Штатов Руал Амундсен принял важное решение: купил себе дом. В точности как Фритьоф Нансен, который после похода на «Фраме» выстроил себе замок в Люсакере, Амундсен вложил доход от экспедиции в покупку дома. В его случае это был не замок, а довольно просторный для холостяка коттедж. Можно сказать, летний дом типа шале. Дом располагался к юго-востоку от Христиании, на берегу Бунне-фьорда, и имел хороший доступ с моря и крайне затруднительный (крутой, малопроходимый подъем) — со всех прочих сторон.

Покинув родительский дом, Руал Амундсен сменил в Христиании не один адрес. Последний дом в Свартскуге, рядом с Болерудской пивоварней, находился примерно в полутора милях[59] от столицы — в направлении родного Борге. Леон уже провел на берегу Бунне-фьорда несколько летних сезонов, и, разумеется, именно ему доверены оформление покупки и надзор за необходимыми переустройствами. По примеру друга Хермана, назвавшего свой особняк Фрогнером, Руал нарекает новый дом Ураниенборгом. (Почитай отца твоего и мать твою.) В домик для прислуги переезжает няня. Его Амундсен зовет «малым Ураниенборгом». Идиллическая картинка.

Руал Амундсен считает делом чести заботиться о тех, кто в трудную минуту стоял с ним рядом. Старую Бетти он обеспечивает жильем, экипаж «Йоа» — работой. В Америке до него доходит сообщение, что оказался не у дел Педер Ристведт. Капитан Амундсен убежден, что взять на себя заботу о моряках, которые «пожертвовали всем ради Норвегии», обязано государство. Он просит Леона связаться с бывшим механиком по телефону. «Я же напишу прямо Лёвланну [сменившему Микельсена на посту премьер-министра. — Т. Б.-Л.] и выскажу ему свое мнение по этому поводу».

Увы, не все проблемы можно разрешить, дав ценные указания премьер-министру. Назревало дело личного характера — щекотливое и оскорбительное. Оно касалось Густава, который загонял себя все дальше в финансовый тупик. К тому же Густав затаил злобу. Не он ли в свое время изыскал средства, заложившие основу похода на «Йоа»? А кому досталась вся слава?

«Я клянчил деньги для никому не ведомого человека и на предприятие авантюрное, которое могло воплотиться в жизнь, однако с гораздо большей долей вероятности обещало кончиться неудачей. В случае успеха мы собирали бы деньги ради кавалера Большого креста, ради человека, имя которого приобрело не только национальную, но и мировую известность. Из книги же создается впечатление, будто экспедиция была организована безо всякого участия комитета по сбору средств». Вот какой итог финансовой стороне похода на «Иоа» подводит Густав Амундсен в одной записке (без указания числа). Так называемый «комитет по сбору средств» — в лице Александра Нансена и богатого предпринимателя Акселя Хейберга — получил свою «сердечную благодарность» во введении к «Северо-Западному проходу»[60]. Не пора ли «кавалеру Большого креста» раскошелиться и в счет морального долга перед Ежиком?

«Г. телеграфировал мне с просьбой безотлагательно выслать для начала 1000 крон», — пишет Руал из Бергена Леону. На самом деле Густаву срочно нужны три тысячи, что по тем временам равносильно годовому жалованью. И Руал готов помогать брату — работой, жильем, деньгами. Но Ежику все мало.