Читаем Амундсен полностью

Достигнув плоскогорья, путешественники убивают 24 собаки. Сам Амундсен в побоище не участвует. Поваром назначен Вистинг. И люди, и животные с жадностью поглощают собачьи отбивные. На этом месте, получившем название Бойни, сооружается большой склад.

Примерно через десять дней участники экспедиции оказываются среди особенно труднопроходимых ледников, в местности, которую они нарекают Танцплощадкой дьявола. Начальник вне себя от раздражения. Они оставили альпинистские кошки на Бойне, и он боится, что придется возвращаться за ними. «Неужели из-за такой пустяковины мы упустим полюс?»

На возвращение ушло бы не меньше двух недель, которые могут решить исход состязания в пользу англичан. Отсюда неприступность Начальника, отсюда его вспышки гнева и капризы. То, что другие воспринимают как практические мелочи, для Амундсена — «быть или не быть». Полярное плато лежит на высоте в две-три тысячи метров над уровнем моря. С этой же высоты предстоит в случае поражения упасть Руалу Амундсену. Как только он изменил курс с северного на южный, у его экспедиции не стало права на отступление. Да, он все организовал безупречно… но спасти Амундсена может только покорение полюса. И он это знает.

Сверре Хассель отмежевывается от Начальника, называя его самого «вздорным», а Ханссена и Вистинга — «его прихлебателями». Раз за разом дело доходит до мелких стычек, после которых воцаряется неприязненное молчание. «Можно подумать, у этого человека не все дома. В последнее время он то и дело пытается затеять склоку, что крайне странно для руководителя, которому, казалось бы, следует особенно ценить в походных условиях мир и добрые отношения между всеми». Эти слова Хассель записывает за два дня до достижения полюса. Нервы Амундсена на пределе. Он каждую минуту ждет следов англичан.

14 декабря норвежцы добираются, так сказать, до места назначения, где Амундсен констатирует: «Невероятно плоская равнина». Отыскать невидимую точку для водружения флага оказывается непросто. Руал Амундсен нарекает местность равниной Короля Хокона VII и мысленно возносит хвалу Господу.

Поставленную палатку он называет Пульхеймом («Домом на полюсе»), что абсурдно: тоже мне, нашел дом, в котором невозможно жить. Впервые за поход объявляется перекур. Ко всеобщему удивлению, у Амундсена в запасе находится трубка. Остальные сооружают себе курительные принадлежности, срезав верх у бамбуковых лыжных палок. Лишь уроженец Моргедала оказывается на высоте положения: достав серебряный портсигар, Бьоланн угощает всех сигарами.

Когда каждый из пятерых берет по сигаре, остается еще три — по одной для Стубберуда, Преструда и Юхансена. Прежде чем передать друг другу спички, каждый бросает взгляд на оставшиеся сигары. Затем Бьоланн на своем красивом телемаркском наречии произносит несколько тщательно взвешенных слов и дарит портсигар Амундсену. Юхансен тоже когда-то возглашал здравицу в честь Начальника. Не берусь утверждать, что Улав Бьоланн получил удовольствие от сигары в этой кульминационной точке.

Несколько дней норвежцы посвящают наблюдениям, ища точное расположение 90-го градуса — и англичан. «Мы все то и дело хватались за бинокли, чтобы не пропустить появления в какой-либо стороне людей. Напрасно… Мы явно были первыми». Снова первый. Руал Амундсен в очередной раз опередил англичан.

18 декабря они покидают полюс. Руководитель экспедиции оставляет там письмо королю Хокону, хотя то, что оно когда-нибудь попадет в почтовый ящик монарха, кажется неправдоподобным. Мысли Хасселя — о соперниках: «Если Скотт доберется в этом году до полюса, ему будет неприятно обнаружить там палатку, над которой реет норвежский флаг и вымпел с надписью "Фрам"».

***

Итак, задача выполнена, полюс покорен, новая земля открыта. Можно увеличить рационы. «Сегодня Амундсен, не останавливая упряжки, довел до всеобщего сведения, что теперь в суп надо класть по четыре упаковки пеммикана». Похоже, Хассель не считает, что достигнутый успех подействовал на Амундсена в лучшую сторону. Однажды Бьоланна и Хасселя сурово отчитывают за то, что они ночью храпели. «Конечно, претензии справедливые, но одно и то же можно сказать разными способами. Г-н А. всегда избирает самый неприязненный и надменный тон выговора».

По словам Хасселя, только Хельмер Ханссен выдерживает роль неизменно аплодирующего Начальнику подчиненного. Выдерживает почти до конца. Только когда до возвращения на базу остается неделя, происходит следующее: «Ханссен впал в немилость. Он позволил себе не согласиться с Его величеством Амундсеном по поводу Эльсы [собаки. — Т. Б.-Л.]. Ханссен утверждал, что от нее воняет, тогда как Амундсен не чувствовал никакой вони. Теперь он больше не разговаривает с Ханссеном».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное