Амур-батюшка. Книга 1

Как-то раз вечером Наталья, подойдя к бердышовской избе, увидела Ангу за странным занятием. Над Пиваном ярко светила луна, и торосы на реке горели, как костры, разложенные по льду, а лес и сопки были видны ясно, как днем. Стоя под лиственницами, гольдка держала тарелку с вареной рыбой и с чашечкой водки. Что-то приговаривая по-своему, она разбрасывала кусочки рыбы кругом себя на искрящийся свежий снег, брызгала пальцами водку и так была увлечена этим занятием, что даже не взглянула на подошедшую к ней подругу.

— Ты чего это делаешь? — внезапно обняла ее Наталья.

— Не знаю, — виновато улыбнулась Анга и поежилась, вбирая голову в красивые плечи. Потом она широким и решительным движением выплеснула остатки водки на снег, сбросила рыбу с тарелки и, нахмурившись, сказала Наталье:

— Это старый обычай. Ты не срами меня за это. Рожать-то мне скоро. Пойдем-ка богу помолимся, чтобы бог добро нам давал, — и тихо, таинственно добавила: — Чтобы нам всем ладно было. Я еще старое не могу забыть, когда одна.

— За что же тебя срамить, бог с тобой…

Бабы вошли в избу, засветили сальную свечу и встали на колени перед маленькими медными складнями.

— Молитва говори, — велела Анга, подымая взволнованные глаза к божничке.

Анга крестилась, низко кланялась и, коверкая славянские слова, старательно повторяла молитву. Когда же Наталья смолкла, она поднялась проворно и спросила:

— А другой-то молитва знаешь?

— Знаю.

— Ну, другой молитва другой раз молиться станем, сегодня, однако, хватит.

— Тебя кто молиться-то учил? — спросила ее Наталья.

— Батька учил, а Иван плохо молится…

— Известно, мужик: гром не грянет, лба не перекрестит.

— Ваша бабка учила. Она много молитва знает, а Иван-то мой плохо знает, он ничего не знает.

Иногда женщины привозили в нартах кадушку воды, переливали ее в печной котел, жарко топили печь и мылись. До переезда на Додьгу Анга мылась редко. В детстве и в юности, до встречи с Иваном, она вовсе не знала мыла. Когда-то, первые разы, купалась она неохотно, но со временем вошла во вкус и теперь с упоением плескалась и обливалась водой. Когда Наталья растирала ей длинную смуглую спину, она приходила в восторг и хохотала.

Потом бабы одевались, приводили в порядок избу, ставили сушить корыто и садились ужинать ухой из свежей рыбы, которую Иван выловил подо льдом снастями и наморозил в амбарушке.

Возвратившись с охоты, Бердышов был приятно удивлен переменой во внешности жены.

— С обновой тебя, что ль? — вымолвил он, высунув поутру лохматую голову из-под мехового одеяла и глядя, как жена обряжается в сарафан. — Поди-ка, щипну тебя. — И он начал щипать жену, баловаться с ней, тянул ее к себе, а она хохотала.

— А Наталья — боец, — говорил он, натягивая на ноги усохшие за ночь ичиги. — Надо нам с тобою уважить Кузнецовых, гостинца, что ль, ей послать.

— Сохатины-то нету… — Анга расчесывала деревянным гребнем густые сбившиеся волосы. — Однако бы, ангалкой[27] рыбы наловить им.

— Одолжить им, что ль, снасти? — в нерешительности спросил Иван. — Пусть ловят. И сетку дам, ведь они мне сказывали, что на родине ловили подо льдом рыбу.

— А может, Ванча, к китайцу бы нам поехать? Наталье-то товару взять?

Анге давно хотелось побывать дома, но причины не было, чтобы поехать в Бельго.

— Ну нет, к китайцу не поеду, — отмахнулся Иван. — Товар-то им дарить не жирно ли станет?

Анга с сожалением покачала головой. Усевшись на корточки перед очагом, она сложила туда дрова, занесенные в избу с вечера, и стала щипать из сухого полена лучины.

— Ваня, а пошто ты меха нынче у себя держишь, в лавку не везешь? — спросила Анга, склонив голову и лукаво смеясь из-за плеча.

— Маленько обожду. Считай сама: до рождества я Ваньке Галдафу соболей давал, за ним еще оставалось, а чего набрал к празднику, так это пустяки. Куда мне теперь торопиться? Не к спеху, а у них и без меня мехов хватает. Соболь пошел хлестко, гольды им полные амбары натаскают. Дал я им задаток пару соболей, теперь они шишей от меня дождутся. Беда! — вдруг ухмыльнулся Бердышов.

— Ты задумал чего? — мягко и счастливо засмеялась Анга. — Однако, чтобы Гао тебя только не обманули…

— С них станется, — вздохнул Иван. А голос был насмешливо самоуверенный, и Анге казалось, что вышло у него: мол, так я и дался!

Анга догадывалась о намерениях мужа. Иван задумал накопить побольше мехов и продать их весной на сторону, а не бельговскому торгашу. Удога и Савоська были с ним в сговоре и обещали к тому времени тоже подкопить мехов.

Чтобы китаец ничего не подозревал, Иван дал ему из ранней добычи пару соболиных шкурок, из которых одна случайно была попорчена при снятии. Уже тогда у Ивана в запасе был десяток соболей. И потому, что он отнес в барабановскую землянку лишь пару, не пожалев к испорченному приложить пушистого и черного, Анга почуяла, что муж ее что-то затевает… В амбаре у Ивана стояли ящики с водкой. Иван ни жене, ни тестю толком не рассказывал, что он задумал. Он всегда все свои предприятия начинал втайне и только при таком условии верил в их успех.

После обеда Бердышов зашел к Кузнецовым.