Скамейкино оказалось небольшим и определенно старым селом, прогресс до него пока не добрался. Новомодных коттеджей, охраны и высоких заборов здесь нет, но все дома крепкие, из нескольких труб идет дым. Следовательно, в деревне постоянно живут люди, осенью и зимой они не уезжают в город. Часы показывали восемь вечера, но на улицах никого не было видно. Завтра рабочий день, погода плохая, сырая, холодная – лучше сидеть на диване у телевизора и пить чай с вареньем.
Нужный нам дом оказался последним на улице, стоял у самого леса, в глубине большого участка. Димон осторожно открыл калитку.
– Собаки, вроде, нет.
– Одно окно только светится, – отметила я.
Коробок показал на небольшую машину, припаркованную на площадке.
– Вот уж глупый поступок! Прикатить на своем автомобиле!
– Ну не идти же пешком, – хмыкнула я. – Добираться на своих двоих неудобно. И хорошо, что тачка здесь. Значит, те, кто в доме, ощущают себя в безопасности, не ждут нас.
– Ступай в микроавтобус, – велел Димон. – Быстро прикреплю аппаратуру и вернусь.
Я кивнула и отправилась в черный минивен, в котором молча сидели четверо крепких парней и Егор. Коробков примчался минут через десять и быстро сел за свои ноутбуки.
– Похоже, нужная нам мадам действительно не чувствует себя в опасности.
– Понятно почему, – тихо отозвался Егор. – Нам бы ее никогда не найти, хорошо, что Олег коньяк любит.
– Тсс! – шикнул Димон.
И я услышала голос.
– Не ожидала меня увидеть? – спросило сопрано. – Ты так отлично спряталась, что и не найти… Послушай, давай прекратим войну!
– Не я ее начала, – отрезало меццо. – Не моя была идея.
– Справедливо, – согласилось сопрано. – Но счастья ни одной из нас боевые действия не принесли.
Диалог плавно потек дальше.
– Ты мне завидовала, – спокойно произнесло меццо.
– Верно, но ведь было чему. Тебя, младшую дочь, прямо на руках носили.
– С удовольствием бы избавилась от того, что получила с рождения. Понятия не имеешь, каково жить таким, как я.
– Ты права! – воскликнула женщина.
– Я? Права? Неужели слышу это слово?
– Давай зароем топор войны. Ни к чему хорошему ненависть нас не привела.
– Не я начала!
– Знаю. Но сделай скидку на возраст. Я тогда маленькая еще была, ревновала, считала, что тебя любят намного больше. Все тебе, все! А мне что? «Не трогай апельсины, они для сестрички». «Красивую куклу под елкой не бери, она не для тебя». «Тебе от Деда Мороза раскраска».
Послышался смех, и тот же голос задал вопрос:
– Тебе поведение родителей не кажется странным? Одному ребенку все, а другому ничего!
– А я при чем? Отец и мать – да и ты тоже – жили на деньги, которые зарабатывались в прямом смысле моей кровью. Я, совсем крошка, радовалась подаркам, но не выпрашивала их, не требовала. Не могу отвечать за действия старших членов семьи. Тебе следовало родителей гнобить, а не меня.
– Прости.
– И в том, что ты удрала из дома, я не виновата. Ты сама решила так поступить.
– Да. Пришла на вокзал. Убежать-то убежала, а куда идти, не подумала! Болталась в зале ожидания. Вдруг женщина меня окликнула, назвалась Екатериной Владимировной, спросила: «Из дома удрала? Что натворила? Отвечай честно, тогда помогу!» Рассказала ей все как есть: «Учусь не очень хорошо, если откровенно, то совсем плохо, в институт не поступлю. Делать руками ничего не умею. Родители велят стать медсестрой, но мне такое лишь в страшном сне присниться способно. Отец и мать меня ненавидят, они обожают младшую сестру, потому что та болеет. С ней возятся, все ей, все для нее! А мне фига!» И Екатерина Владимировна не обманула – поселила меня в своей большой квартире, сделала новые документы. Я стала Светланой Федоровой.
– Это кто такая? – поинтересовалось меццо.