— Красивая она, — сказал Митрофан по-нанайски Пиапону и спросил по-русски: — Язык их знаете?
— Нет, не знаю.
— Ничего, выучите.
— Постараюсь.
Подошли молодые охотники, среди них Хорхой, Кирка.
— Хорхой, тебе определить ее на житье, — сказал Пиапон.
— Куда ее, в комнате Лены двоим тесно, разве в дом отца Ойты, — задумался Хорхой.
— Пустит он, жди, — сказал кто-то.
Хорхой пошел к Полокто на переговоры. Вскоре он вернулся, и молодые охотники начали перетаскивать вещи учительницы. Среди знакомых охотникам вещей им попалась непонятная коробка с большой трубой.
— Граммофон, — объяснил им Кирка. — Сами услышите.
— Объясни, трудно, что ли, объяснить, — приставали к нему.
— Играет, поет, сами услышите.
— Совсем зазнался этот Кирка.
Привезла молодая учительница небольшую библиотечку, школьные принадлежности, гитару, мандолину, что тоже было незнакомо няргинцам. Кто-то побренчал струнами, и всем понравились звуки, исторгнутые инструментами. Кирка взял гитару, и сыграл какую-то незатейливую вещь.
— Вы знакомы с гитарой? — спросила учительница.
— Да, немного, — смутился Кирка и густо покраснел.
— А где научились?
— В техникуме, во Владивостоке.
— Вы учитесь?
— Да, на фельдшера.
Учительница уже внимательнее оглядела смущенного Кирку и улыбнулась.
— Вы будете первый фельдшер из своего народа, да?
— Наверно.
— Как хорошо это! — воскликнула учительница.
— Поженим их, — вполголоса сказал Митрофан Пиапону, и они рассмеялись.
— Свежей рыбой надо ее угостить, — сказал Пиапон.
— Я еду на рыбалку, — ответил Хорхой, — утром привезу.
Приезжие женщины ушли в дом Полокто, Митрофан уехал с малмыжцами, и все разошлись по домам. Кирка с Шатохиным вернулись в контору, расставили шахматные фигуры и склонились над доской.
— С каждым днем все больше и больше хлопот становится, — пожаловался Шатохин. — Учительница приехала с матерью, скот привезли. Для учительницы потребуется то да се, а скот надо оберегать от собак. Видел, как собаки на быка ополчились, точно волки, загрызли бы запросто.
— Ты об этом думаешь, а я о священном жбане, — сказал Кирка. — Комсомольскую честь нельзя срамить, надо этот жбан отобрать и передать куда следует. Великого шамана пощипать надо.
— Не боишься, он ведь твой дед?
— Чего бояться, человек он обыкновенный, только старый да гипнотизер сильный — и все.
— Я и то побаиваюсь его, — сознался Шатохин, — столько про него наслышан.
— Больше придумали люди.
Соперники играли партию за партией с переменным успехом, потому что Кирка наперед отдавал пешку и ход.
— А учительница и правда красавица, — сказал Шатохин на прощание. — Чего она из Хабаровска приехала в Нярги? Написано в направлении — по комсомольской путевке. Комсомолка она. Веселее будет в Нярги.
Кирка вернулся домой, разделся в темноте и лег в прохладную постель. Он лежал и смотрел в чонко, в который заглядывала одинокая звездочка. Смотрел он на звездочку и думал о преобразованиях, которые происходят в родном стойбище. Сколько событий! Не было ни одного дня с тех пор, как он вернулся домой, чтобы в Нярги не произошло что-нибудь новое. Жизнь изменялась не по дням, а по часам. Интересная, стремительная жизнь! По наблюдениям Кирки, не поспевали люди за этой стремительностью не из-за своей инертности, а потому, что были связаны по рукам и ногам старыми предрассудками, обычаями, неписаными законами. Что сделать, чтобы люди шагали вровень с жизнью? Кирка много раздумывал над этим и нашел один-единственный выход — надо обучать людей грамоте, тогда они не отстанут от жизни. Новая учительница должна продолжить работу Лены Дяксул, возобновить ликбез и привлечь к учебе всех невзирая на возраст. С грамотными легче поднимать колхоз…
Кирка вспомнил слова Шатохина о лишних хлопотах с появлением колхозного скота и усмехнулся: что тогда делать нанай, не содержавшим коров, не знавшим молока, если даже русский человек настроен против скота? Конечно, люди с неохотой станут ухаживать за коровами. С такой же неохотой, как они копали землю и засевали ее. Кирка слышал разговоры о привлечении к земельным работам опытных корейцев. Корейцы молодцы, земледельцы настоящие, но и нанай самим тоже требуется научиться обращаться с землей.
Звездочка в чонко подмигнула Кирке и ушла за край отверстия. Кирка стал засыпать, когда открылась дверь и раздался хриплый голос Хорхоя:
— Кирка! Кирка! Ты дома?
— Что? Что такое? — встревоженно спросил спросонья отец Кирки. — Что случилось?
— Я здесь, дома, — ответил Кирка.
— Свет зажги, помоги, — прохрипел Хорхой.
Кирка зажег керосиновую лампу и увидел окровавленное лицо и шею двоюродного брата.
— Что с тобой? Ранен?
Мужчины, женщины и дети постарше повскакали с пар, подбежали к Хорхою.
— Какой-то гад стрелял, издалека стрелял, а я, дурак, еще сам нацелил его — пел.
Под шум, возгласы и всхлипывания женщин и детей Кирка оглядел Хорхоя и расхохотался: правое ухо председателя сельсовета было продырявлено пулей, как по заказу.
— Чего смеешься! — обиделся Хорхой. — Еще чуточку левее и голову бы пробил. Перевяжи рану, нечего хохотать.
— Здесь и завязывать-то нечего, перестала кровь идти.