Амурские ребята

— Молодая человека хочет купить себе шлюпку? — спросил, ласково улыбаясь, Никашка. Его оттопыренные уши смешно задвигались, а усы, черные и жесткие, как сапожная щетка, приподнялись кверху, обнажая острые, как у собаки, зубы.

Шлюпку! Это было затаенной мечтой всех мальчиков городка. У Павки и его приятелей был старый-престарый баркас, похожий на дырявое корыто. То ли дело своя собственная шлюпка, новенькая, выкрашенная светлой голубой краской! По ночам ее можно привязывать к пристани тяжелой и крепкой цепью, а днем — птицей лететь на ней по Амуру, рыбалить, перебираться на пустынный и дикий остров, рыть пещеры, играть в пиратов, ходить на абордаж, устраивать гонки... Да мало ли что можно сделать, имея свою собственную шлюпку с веслами, с парусом и с флагом!

Но шлюпка стоила так дорого, что если даже наловить пудов пятьдесят рыбы и продать ее за хорошую цену Никашке, все равно на покупку шлюпки нехватило бы денег.

— Нет, — сказал Павка вздыхая и спрятал деньги. — На шлюпку нехватит.

— Каждая молодая человека должна иметь своя шлюпка, — продолжал Никашка. — У вас, молодая человека, брат капитана, и вы должна быть капитана.

— Ну, какой мой брат капитан, — сказал Павка, — он матрос-комендор «Грозы», председатель судового комитета.

— Харабрая матроса, — похвалил Павкиного брата Никашка, — очень харабрая матроса.

Он прищурил раскосые глаза и спросил:

— Когда ваша брата уходит в похода, ваша с собой берут?

— Ну да, беру-ут, — огорченно протянул Павка. — Нельзя меня взять. Запрещается.

— Жаль, жаль, — покачал головой Никашка. — Я бы был капитана, я бы всегда с собой брал такая хорошая молодая человека. Я слыхала, ваша брата стреляет из пу-пу-лемета?

— Ну да-а, — сказал Павка, — из пулемета. Из башенного орудия он стреляет. Понял? Из башенного.

Павка хотел уже описать орудие, которым отлично владеет брат-комендор, но Никашка вдруг заулыбался, заерзал, весь изогнулся крючком, смотря колючими, острыми глазками мимо Павки. Павка обернулся. К парикмахерской подошел командир одного из кораблей, седой моряк с нашивками на рукаве кителя.

— Извиняюсь, молодая человека. Работать надо. Такая приятная беседа. Прошу заходить, — сказал любезно Никашка, наклонив голову, покрытую черно-синей жесткой щетиной. Он откинул занавеску с оскалившим зубы страшным драконом, пропустил вперед клиента и сам вошел в парикмахерскую.

* * *

Павка добежал до матросской кооперативной лавочки. Отставной хромой боцман Остап с такими длинными и пушистыми усами, что казались они невзаправдашними, отвешивал на весах фунт колотого сахару высокому матросу.

Павка отлично знал этого матроса. Это был Глашин брат, механик с «Грозы» Иван Павлович Косорот. Он был очень похож на свою сестру. Такие же широко раскрытые, словно плошки, глаза, такие же крепко сжатые губы. И характер совсем Глашкин: никого и ничего не боится.

Про Косорота рассказывали чудеса. Рассказывали, что когда однажды в город приехал зверинец, матрос вызвался войти в клетку с большущими медведями. Собралась огромная толпа. Матрос вошел в клетку, медведи стали рычать. Но Косорот сказал медведям: «За ваше здоровье», выпил стопку водки и закусил огурцом. Потом он спокойно вышел из клетки.

В начале войны он однажды вступился за товарища. Схватил за ноги злого, драчливого кондуктора и перебросил через борт в реку. Кондуктор хлебнул воды, вылез мокрый на палубу, отряхнулся, словно собака, погрозил Косороту кулаком и пошел жаловаться начальству. Косорота судил военный суд. Приговорили его к каторжным работам на острове Сахалине. Косорот пробыл три года на Сахалине, в тюрьме. Совсем недавно, в революцию, он вернулся домой и стал снова служить на флотилии.

— А, Павка! — приветствовал Косорот мальчика. — Ты что же Глашку мою обижаешь?

— Ее обидишь, как же, — протянул Павка, но сам сразу насторожился. Он только вчера подрался с Глашей. Наверное, она успела пожаловаться брату. И вот он теперь задаст Павке! Но Косорот протянул Павке кусок сахару.

— Сахару хочешь?

Павка взял сахар недоверчиво и осторожно: а вдруг он сахар даст, а потом как начнет — за Глашку-то... Но Косорот вынул из кармана бушлата деревянный портсигар и закурил. Павка отлично знал этот портсигар. На нем был вырезан рисунок: якоря, оплетенные змеями. Этот рисунок вырезал сам Косорот, когда был еще на Сахалине.

Косорот сказал Павке:

— Ты не очень ее того... кулаки-то не шибко в ход пускай. Хоть она и отчаянная, а все же девчонка.

— Ладно, — осмелев, сказал Павка, — дерется она почище мальчишки.

Косорот и Остап засмеялись.

— Ну, говори, зачем прибег? — спросил дядя Остап.

— За выпусками, — ответил Павка, показывая полученные от Никашки деньги.

— О, це только и бигают, что за выпусками. С ума посходили, — сказал старый боцман, шевельнув усами, и вынул из-под прилавка целую горку тоненьких книжек в разноцветных обложках. — Выбирай, что ли...

Он разложил книжки перед Павкой.