Амурские сказки

Глядят однажды Сулаки — плывет по Амуру лодка. Большая, нос и корма вверх подняты. Не видали ульчи таких до сих пор. На лодке паруса желтые. На мачте значок с золотым драконом развевается. Под лодкой буруны играют. В лодке много людей сидит. В руках у людей мечи в две ладони шириной, в руках у людей копья в два роста высотой. Лбы у людей бритые, сзади — косы до полу висят, черной тесьмой перевязанные.

Говорят старики:

— Надо по-хорошему людей встретить. Чужие люди — издалека, видно… Новостей у них, поди, много…

Говорит Мамбу:

— Плохие люди это! От них в тайгу уйти надо. Зачем мечи в руках держат? Зачем копья понаставили?

Остановилась лодка у деревни Сулаки.

Вышли из лодки люди. Главного на носилках вынесли. Под его тяжестью восемь носильщиков сгибаются. На голове у него шапка с павлиньим пером да яшмовым шариком. Халат на нем всеми цветами, как радуга, переливается. Живот у приезжего такой, что из-за него и лица не видать.

Посмотрел на него Мамбу и говорит:

— Это не человек, а брюхо! Не к добру приехал!

— Что ты понимаешь! — говорят старики.

Кинулись ульчи к приезжим. Закон велит приезжего обогреть, накормить, лучший кусок отдать. Женщины на блюдах тащат рыбу, мось, кашу…

А человек-брюхо, на ульчей глядя, говорит:

— Мы никанского царя люди. Наш царь — самый великий царь на земле, больше нашего царя на свете никого нету! Повелел он дань с вас взять.

Не понимают ульчи, что такое дань. Никому никогда дани не платили. Спрашивают, что это такое.

Отвечает им никанский человек-брюхо:

— Будем у вас брать по соболю с каждого человека. И так будет вечно! Обещает никанский царь за это миловать вас своею милостью и жаловать вас. Позволит вам рыбу ловить в реке, зверя бить в лесу и воздухом дышать позволит.

Удивились люди.

Женщины говорят:

— Видно, бедные эти люди… Соболей, видно, у них нету… Видно, никанскому царю холодно… Пусть погреется нашими соболями!

А никанские люди уже и сами по домам пошли. По всем домам пошли, по всем амбарам полезли, благо что у ульчей никаких замков никогда не было — от кого запирать, когда все свои! Рыщут никанские воины, тащат пушнину. По соболю с человека давно взяли, а все меха: и медведя, и соболя, и рыси, и нерпы, и лисицы, и колонка — все в лодку несут. Глаза выпучили, запыхались, двое за одну шкурку хватаются.

Говорит Мамбу человеку-брюхо:

— Почтенный человек, уже давно твои воины взяли то, что ты данью называешь, а все вытаскивают наши меха… Скажи, не пора ли перестать?

Зашевелился человек-брюхо. Голову вытянул, на Мамбу смотрит. Да такими глазами, будто змея Химу: горят глаза у него зеленым огнем, так и съел бы мальчика!

— А остальное мои воины берут мне и себе за то, что мы вам милость никанского величества привезли. Устали мы и поистратились в дороге, долго до вас ехали…

Видят старики, что от милости никанского царя они всего добра лишились. Головами качают, на никанских людей обиделись.

Говорит Мамбу:

— Отобрать у них надо все!

А как отберешь?

Стаскали никанские люди всю пушнину в лодку. Сверху на нее человек-брюхо сел. Оттолкнулись баграми от берега и поплыли обратно.

Вот тебе и гости! На угощение и не посмотрели, только амбары разорили. Стали женщины плакать. Стали мужчины ругаться.

Мамбу совсем рассердился.

— Не нам, так и не им! — говорит.

Вышел он на берег, стал свистеть.

Всем известно: когда у воды свистишь — ветер начинается. Надул Мамбу щеки. Столько воздуху набрал, что сам круглый стал. Долго свистел. На его свист сначала маленький ветер прибежал. Зашевелилась трава, воду на реке зарябило, на мачте никанской лодки значок заполоскался. А Мамбу свистит. Прилетел средний ветер на помощь младшему брату. Зашелестели листья на ветках, стали ветки раскачиваться. На волнах в реке барашки заплясали. На никанской лодке мачта стала гнуться. А Мамбу свистит. Видит средний ветер — у него силы тоже не хватает. Позвал на помощь старшего брата. Примчался большой ветер. Стали деревья гнуться и ломаться. На Амуре вода потемнела, волны вспенились, выше домов поднимаются. С никанской лодки паруса сорвало, на никанской лодке мачту сломало, стало лодку заливать… А ветер все сильнее да сильнее! Опрокинул лодку. Попа́дали в воду никанские воины. На ком оружия больше было, те сразу на дно пошли; на ком поменьше — те на волнах плавают, воду хлебают. А человек-брюхо, как пузырь, на волне качается, утонуть не может — очень жирный! Все, что у Сулаки никанцы взяли, в эту бурю потеряли, да и свое все погубили. Едва-едва на другой берег вылезли. К маньчжурскому амбаню побежали. Спрашивает тот, что с ульчей никанскому царю взяли. Говорит человек-брюхо, из халата воду выжимая:

— Амурскую воду взяли!

А ветер все сильнее и сильнее…

Стало ульчские дома пошатывать. Стало с крыш жерди раскидывать. Просят старики Мамбу: «Перестань дуть!» А Мамбу уже весь воздух выпустил. Уже без него ветры гуляют по Амуру. Кричит им Мамбу: «Довольно!» Разыгрались ветры, не слышат…