Амурские версты

Казаки повернулись и чуть ли не рысью направились продолжать оставленные работы.

В это время к пристани подошли баржи 14-го батальона, показался катер посланника. Гнев генерала постепенно проходил. Как ни в чем не бывало он подошел к стоящему все еще без папахи Травину и сказал:

— Поблагодарите казаков от моего имени за трудную службу!

7

Ружья с примкнутыми штыками стоят в козлах. Пылают на амурском берегу костры, выхватывая из темноты сырые полотнища палаток. Сидят и лежат вокруг костров солдаты первой роты 13-го батальона и нет-нет да поглядывают в сторону лагерной кухни — когда же прозвучит сигнал на желанный ужин. Позади трудный день. Станица Усть-Зейская начала застраиваться.

Уже третьи сутки живут здесь солдаты. Одни рубят прибрежный тальник по берегу Амура и Зеи и волоком стаскивают его к месту будущих строений. Другие вкапывают двойными рядами частокол. Третьи оплетают колья ветками. И уже можно угадать в строительной неразберихе контуры будущих казачьих изб.

Казаки, зимовавшие с сотником Травиным, собирают дом для начальника отряда. Дом был сплавлен в разобранном виде из станицы Бянкиной на Шилке. Своего леса на устье Зеи нет.

14-й батальон возводит для себя и артиллерийского дивизиона лагерь. Строят они казармы тоже из ивняка способом, подсказанным капитаном Дьяченко. Потом двойные ряды плетней, образующих стены, будут засыпаны землей, покрыты сверху жердями и дерном — и временные жилища готовы.

А вот и ужин! Кузьма Сидоров разливает в подставленные котелки суп, а потом туда же кладет по черпаку каши. Это делается с общего согласия. Что делить ужин на два блюда? Чем гуще — тем лучше.

Сухари у каждого свои, полученные еще утром. Кто грызет их сухими, кто обмакивает в суп. Игнат Тюменцев крошит сухарь в котелок и перемешивает ложкой и суп, и кашу, и сухари.

— Здесь останемся на все лето али пойдем дальше? — спрашивает кто-то.

— Наверно, здесь, — отвечает ему другой голос. — Вон 14-й батальон плоты разбирает. А ты как, дядя, думаешь?

Кузьма Сидоров, к которому обращен уважительный вопрос, облизывает поварешку и говорит:

— 14-й-то в этом месте остается, а нам, я так смекаю, еще куда ни на есть плыть придется.

— Хлеб да соль! — выступив из темноты, говорит батальонный командир. — Ну как у вас ужин?

— Наш рот все подберет!

— Садитесь с нами, ваше высокоблагородие!

— Не откажусь, — соглашается Дьяченко и устало опускается у костра.

За день ему пришлось порядочно походить от места, где строилась казачья станица, к лагерю 14-го батальона. И здесь и там требовался его совет. Генерал-губернатор уплыл со всей свитой провожать в дальний путь посланника графа Путятина. Венюкова он оставил на посту главным распорядителем, а Михаил Иванович, узнав, что Дьяченко приходилось заниматься возведением южнороссийских военных поселений, полностью положился на него в строительных делах. Сам Венюков встречал подходившие по Амуру войска с их баржами и плотами, назначал им место стоянки, делал съемку местности между Зеей и Амуром.

— Вам как положить, ваше высокородие, по-нашему? Или суп, а потом кашу?

— А как это по-вашему?

— Да мы все сразу, в один котелок. Игнат, вон, и сухари туда же.

— Дома ешь, что хочешь, а в гостях, что велят. Давай по-вашему. Гущей солдат не испугаешь!

Линейцы одобрительно рассмеялись. Кто-то пододвинул капитану сухарей.

— Один и у каши загинешь, а вместе что ж не одолеть, — сказал Дьяченко, принимаясь за еду.

На некоторое время наступила тишина, каждый занялся своим котелком. Потом сидевший рядом с командиром солдат, показывая на Игната, спросил:

— Тюменцев вон, ваше высокоблагородие, интересуется… Мы как тут — до конца лета будем али дальше подадимся?

— Я не… я не спрашивал, — стал отнекиваться Игнат.

Солдаты захохотали, но все с интересом смотрели на командира, ждали, что он ответит.

— Мы здесь временно, — заговорил Яков Васильевич. — Часть сплава уже ушла на Нижний Амур, так что мы туда не пойдем. Вот поможем 14-му батальону обосноваться, сколько успеем, сделаем для казаков, а к осени подадимся на зимние квартиры. Ну как, Тюменцев, подходит это тебе?

— Мне бы в Засопошную лучше, — ответил Игнат под общий смех.

Много ли надо времени человеку, проработавшему с утра до темноты, чтобы управиться с ужином. Уже скребут солдатские ложки по дну, а успевшие раньше других опорожнить свои котелки снимают с костра клокочущий чай.

— Держите, ваше высокоблагородие, кружку, сейчас я вам чайку плесну, — предлагает Кузьма.

— Нет, спасибо, — отказывается Дьяченко, — чаевничать я пойду во вторую роту.

— Али у них, ваше высокоблагородие, сухари пшеничные? Такие же ржаные.

— У них они больше заплесневели, — смеется Дьяченко.

Ему нравится, что солдаты шутят, не жалуются на сухари, действительно успевшие покрыться плесенью, на трудную работу. Первую часть пути прошли они хорошо, без серьезных задержек и аварий, никто не заболел. «Ожил батальон», — радуется капитан, направляясь к кострам второй роты.