Амурский Путь

Какая красота и величие! Какая нерастраченная гармония!.. И как же богато, в конце концов! Уджа поневоле глазел во все стороны, поражаясь тому, что целый город был отстроен только для императора, его огромной семьи и высших чиновников. Больше сюда никого не пускали. Здесь билось сердце Срединной империи. Изысканное и богатое сердце.

Монгольскую стражу уже в темноте сумерек старательно наставляли: где и как стоять, что делать можно, а чего — категорически нельзя. Усталый чиновник с диким гусем на груди и опаловым шариком на шапочке без остановки тараторил на плохом монгольском. Большой чиновник: Уджа точно знал, что низшим классам положены бронзовые шарики. С его слов выходило, что монголам нельзя почти всё. И за малейшее нарушение любого запрета ожидает страшная кара.

Ночевать пришлось в одной из башен в поясе стен, а ранним утром их снова привели в Баохэ. При свете солнца Дворец показался еще удивительнее. Целый лес вырубили, чтобы построить только его — самый малый из дворцов Внешнего двора! И ведь каждое бревнышко старательно выточено, покрыто резьбой, украшено цветными лаками! Что тут говорить о прочих украшениях. А «золотой кирпич» на полу центрального зала и впрямь звенел, будто сделан из золота. Уджа сам проверил — трижды цокнул высоким каблуком, пока какой-то маньчжур из императорской стражи не зыркнул на него строго, аж сердце замерло на миг от испуга.

Десятки слуг готовили зал к торжественному приему, а монголы уже встали на стражу, показывая, что достойны стать одним из многочисленных украшений. И вот, долгие часы прошли, множество людей уже прошло через зал, а конца и края торжеству всё не было! А ведь самое главное — угощение монгольских князей — еще даже не началось! Удже не верилось, что это — далеко не самое большое торжество с участием императора.

Честно признаться, ему становилось слегка скучно. Юного императора он уже рассмотрел всяко разно. Бесчисленные же гости интереса не вызывали. Правда…

— Введите Ялишанда Шаци!

Вот тут началось зрелище! Дальние резные двери распахнулись, и в зал, в сопровождении отдельной стражи вошло… чудовище. Большой грузный северный варвар выглядел угрожающим и безобразным. Мохнатое нечто на ногах должно, видимо изображать сапоги. В них были заправлены грязного неопределенного цвета штаны из грубой ткани. Одежда на тело была до неприятного коротка, не имела ни запАха, ни застежек — только дырку для головы. И всюду, всюду — клочки какого-то меха. Волчьего, рысьего, даже барсучьего. Саму же голову венчала бесформенная шапка, по-дурацки свисающая набок.

О! Голова — разговор отдельный! Пленник был невероятно космат! Волос его, торчащий из-под шапки, словно вылинял, после множества стирок и был недостаточно черен, а местами даже пеплом покрыт. Варвар явно старался привести свои волосы к покорности, да не выходило. Они росли повсюду по его лицу. Брови были косматы, усы косматы, а уж борода, слегка раздваивающаяся, торчала во все стороны! Именно такими никанцы в своем театре изображают злодеев и варваров. Только этот был на диво носат, пучеглаз. Лицо же его наверху, у лба было почти белым (кажется, под волосами проглядывал чудовищный шрам), но ближе к щекам становилось нездорово красным.

Северный варвар шел медленно, понурив голову и совершенно не ведая достоинства. Дойдя до места преклонения, жуткий Ялишанда сам остановился.

— Поприветствуй сиятельного императора Великой Цин! — строго приказал ему распорядитель.

Северянин даже тут сплоховал. Как-то нелепо спрятал руки в рукавах (ни легкости движения, ни сочного звука хлопанья ткани!), мешковато упал на колени. Накрыл левую руку правой и коснулся жутким белым лбом золотых кирпичей.

— Скажи: ты ли тот злобный Ялишанда, что с бандой лоча захватил земли по реке Сахалянь, грабил и убивал подданных Великой Цин, а после дерзко захватил Нингуту, презрев власть императора?

— Да, это я, — варвар ответил на чистом маньчжурском, лишь странно коверкая звуки.

— И ты претерпел справедливое наказание от войска сиятельного императора: банда твоя была уничтожена, логова твои были разорены, а северные варвары — окончательно изгнаны из пределов империи, — непонятно было, спрашивал ли северянина распорядитель или утверждал.

— Да, так всё и было, — хрипло ответил Ялишанда.