Утробный всхлип затихал. Ана лежала в кровати, в своей кровати, в своей постели. Повернула голову. Ночник-будильник показывал половину третьего. Сон дурацкий. Господибожемой. Минут пять лежала, ни о чем не думала, только закрывала и снова открывала глаза.
Сон дурацкий. Надо все же заснуть, бог с ним, с дурацким. Завтра опять будут круги, как у совы. Или белочки. Старая стала, милочка. Шутки шутишь, да? Это ты брось, милочка. Господи, это еще откуда? Раньше и слова такого не знала. Из сна, да? А сон откуда? Начиталась брачных зазывалок. Молодой, с чувством юмора, среднего сложения, мечтает найти лучшую половинку, рост не ниже ста шестидесяти пяти, вес не больше ста восьмидесяти двух. И раньше читала. И что? Ничего, как всегда, ничего. Человека найти по строчкам. Невозможно. И так невозможно. И так все нормально, как всегда. Пробовано-перепробовано. Мужики на работе изучены. Знакомые. И знакомых знакомые. Чуть нарисуется нечто. Интересное. Так уже женатое. Только желающее отдохнуть душой и телом в нечастых встречах на своей территории. А остальные, без территории. Ищут родственную душу. По строчкам. И себя придумывают, как бы получше изобразить. Только ничего, милочка, не получится, милочка, никак себя получше не изобразишь. Получше.
Полежав еще минут пять, Ана откинула одеяло и вяло поплелась на кухню. Поставила чайник на огонь и, чуть не опалив широкий рукав ночной рубашки, легонько обругала себя дурой. Знала, что бессонницу еще придется терпеть, и продолжала вялое движение, открывая разные двери и дверцы в надежде найти хоть что-то интереснее дурной пустоты. Наконец, нашла. Отражение в зеркале ванной. Это отвлекло, но радости не прибавило. Открыв воду, намочила ладони и осторожно провела ими от глаз через скулы к подбородку. Но усталое лицо продолжало смотреть на Ану и немного морщилось, отгоняя противное чувство жалости. А оно не слушалось, не отгонялось, возвращалось.
«Тихо, милочка, тихо. Все. Все-о! Давай без истерики». – Ана чуть рассердилась на себя, спугнула сопливые мысли. Походка стала тверже, пальцы щелкнули суставами и плеснули в широкий бокал немного вермута. Ана выключила огонь под вскипевшим, но ненужным чайником и уселась, поворачивая в свете лампы стекло с красным мартини.
Ночные звуки. Капель из крана, кряхтение и тихая ругань старика за стеной. Надо ему дать двести рублей, пусть подушку себе купит. Снова утробный звук канализации. Иначе еще сто лет будет рассказывать, какая у него сейчас скверная, и как дочь ему пришлет новую, мягкую – такую, что спать на ней и спать, что днем, что ночью, сурок сурком. Или самой купить и все так закрутить, будто дочь прислала? Да, это можно, а утробные звуки в доме не изведешь, денег не хватит.
Новый звук. Это кран дребезжит. Неизвестно где. На верхнем этаже. Или на нижнем. Может, в соседнем подъезде – все равно где. Но его, как сказал ученый сантехник, кажется, он действительный кандидат или доктор, из бывших. Как он сказал? Точечный резонанс (господи, слово какое!). И предается по всем стенам. Ангел ночи номер два.
Резонанс. Интересно, есть где-нибудь на свете принц, который хоть что-то может? Ну, не звезду с неба, а так, чтобы ни один кран в доме не доводил до тихого бешенства. Неужели ни одного нормального мужика во всем свете, чтобы взял, да починил? Хоть так.
Нормальный мужик? Что это? Не стена, а стенка? Прости, милочка, не дура ли ты? То есть совсем дура – ищешь то, чего на свете вообще не может быть. Бывший твой, вроде, нормальный – не пил, не бил, даже любил. И сейчас любит, наверное. Из него и сложился образ, что нормальным кажется. Только если он такой, все, кто на него не похож, автоматом попадают в недоделанные. Может, попробовать со своим нормальным еще раз? С ним. Нет, милочка, уже это склеивали, милочка. Как ни заманчиво, милочка, а разбитую вазу целой не сделаешь. Милочка. Обиды, милочка, из той жизни не дадут обратно вернуться, милочка. А жаль, милоч…
Хватит дуру из себя строить! Себя жаль, его жаль.
Мысли опять разбежались. Охнул пенсионер за стеной. Глоток мартини.
Что за дурацкий сон? Обычно забываются сразу. Салон. Камуфляж. Игорек. Демон-зал. Смотровая, милочка. Мужичок. Музыкант. Дурацкий сон.
Может, ты, как белка в колесе? Бежишь и видишь только старое, знакомое. Музыкант? Это ты врешь, милочка. Такого точно не было, и не бывает. Или бывает? Что-то ты не туда гнешь. Заранее начинаешь считать, как глупый мужик. Что он? Чем он? Зачем он? Надолго он? Тебе еще непризнанного гения не хватало. Чтобы он любую дурь космическими проблемами мог прикрыть. К черту! Чересчур умна ты, милочка. Только глупа не в меру.
Ана залпом прикончила мартини, забралась в постель. И попробовала заснуть.
II
Утро было зимним, но солнечным. Мороз и солнце, бьют куранты.
Господи, столько дряни в голове! Старая дрянная книжка. На помойке живет, помойкой питается. Это про автора, хотя про покойных не надо так. И не ты сказала, а тот – твой первый. Тоже непризнанный. Луч света в школьном царстве. Хотя, по слухам, он теперь совсем тронулся, в лаптях ходит.