Анабасис. Греческая история

Эд. Мейер (Gesch. d. Alt., V, 378) справедливо замечает, что «Пелопид и его товарищи не могли быть уверены в том, что предприятие Сфодрия потерпит неудачу, а если бы он достиг цели, они были бы обречены на верную гибель». Поэтому мне кажется недостаточно, как делает этот ученый, только усомниться в правдивости этой версии: ее необходимо совершенно откинуть, как исторически несостоятельную.

2. Мог ли поход на Афины быть предпринят по наущению Клеомброта, как думает Диодор?

На такой шаг можно решиться, только имея прочную опору в спартанском обществе, а партия Клеомброта никакой роли в Спарте не играла. Известие же Диодора — только позднейший вывод из указаний Ксенофонта о партийном положении Сфодрия и Клеомброта (Ed. Meyer, Gesch. d. Alt., V, 379).

Теперь вспомним о характере и взглядах Агесилая. Что он не останавливался перед предательским нарушением мира и охотно, опираясь на кучку аристократов, производил перевороты в дружественных со Спартой государствах, что это именно было целью его политики — не может подлежать сомнению. Вспомним хотя бы инспирированный Агесилаем и проведенный Фебидом переворот в Фивах (см. выше, гл. 2, 25 сл.). По меткому выражению Эд. Мейера (Gesch. d. Alt., V, 205), у Агесилая была только одна цель — «усиливать власть Спарты и тем самым свою собственную, не брезгуя никакими средствами… Зато он был большим специалистом в искусстве облекать свои честолюбивые замашки и рискованные приемы покровом добропорядочности и слащавой прописной морали». Далее, в противоположность Клеомброту, и престиж Агесилая в Спарте был очень большим. «Положение его, — говорит тот же автор (там же, V, 294), — было настолько прочным, что он сам выступал только в самые решительные минуты, а во всех прочих случаях даже отказывался от поручений, которые возлагало на него правительство, и под тем или иным предлогом поручал их своему коллеге или другому военачальнику; но не может быть сомнения в том, что и в действительности он держал все нити политики в своих руках». Итак, Агесилай в последнее время перед этими событиями отказывался от открытых политических выступлений. Ксенофонт считает причиной этого те упреки, которые сыпались на него со стороны его политических противников, не склонных, не считаясь ни с чем, помогать олигархам всего мира (см. выше, § 13). Вдобавок такое положение имело особое удобство: ответственным за внешнюю политику становился Клеомброт, а Агесилай мог, фактически руководя ею, делать вид, что находится в стороне, и спокойно критиковать соперника, обливая его грязью и клеветой. А клеветой, как мы видели (коммент, к § 16), Агесилай не брезговал.

После всего сказанного я предложу следующую (пусть несколько фантастическую) гипотезу для объяснения похода Сфодрия. Прибывшие к нему и склонившие его к походу на Пирей спартанцы были подосланы Агесилаем. При этом последний, конечно, надеялся, что предприятие удастся: день захвата Афин был бы днем общего праздника, и ни о каком расследовании и суде не было бы и речи. Если же бы замысел не удался, то он прекрасно понимал, что у всех (как и у информаторов Диодора, см. цитату выше) должна явиться мысль, что Сфодрий действовал по наущению Клеомброта и других его единомышленников; никому не могло прийти в голову подозревать Агесилая, принадлежавшего к враждебной Сфодрию партии и ушедшего от политики. Так и произошло, и естественно, что «клеомбротовцам» не оставалось ничего другого, как просить милосердия у Агесилая и прибегнуть к протекции его сына. Но Агесилай, уверенный в своей неуязвимости, ответил гордым отказом (§ 30). Но теперь представим себе, что противникам Агесилая удалось наткнуться на факты, изобличающие Агесилая в подстрекательстве Сфодрия к походу… Это должно было вынудить Агесилая к примирению с противником для спасения своей репутации. Широким массам была предложена версия, которой угощает нас Ксенофонт: Агесилай пошел на уступки потому, что он-де был очень самолюбив, да вдобавок и Сфодрий был примерным гражданином. Но у всех на языке вертелся вопрос: кто же подбил Сфодрия на его поступки? Не мог же он сам решиться на такой шаг? На это «правительственное сообщение» отвечало: конечно, Сфодрия подбили не Агесилай и не Клеомброт, а, должно быть, фиванцы. Заметим, что Ксенофонт именно в такой проблематической форме сообщает об этом. Пущенная Агесилаем из самосохранения легенда о беотийской интриге делала честь дипломатическому искусству фиванцев: неудивительно, что беотийская историография ухватилась за нее, разукрасила ее, и отсюда ее позаимствовал уже Плутарх.

Поход Сфодрия имел место в январе — феврале 378 г. до н. э.