Анабиоз

– …Твой брат пропал за тридевять земель отсюда, черт знает где он пропал! Он уехал из Москвы на ПОЕЗДЕ, Рогов. Поезд, знаешь? Ту-ту и все такое. При чем тут коврик из его машины? Чего ты мне мозг с самого утра выносишь?!

Я вздохнул. Нужно было искать новый подход.

– Валерий Николаевич. Мой брат пропал – как вы там это называете? – при невыясненных обстоятельствах. Перед отъездом он жаловался на какие-то проблемы. В его машине я нахожу следы крови. А полицейский, в обязанности которого входит искать пропавшего и, вроде как, отрабатывать все версии, палец о палец не хочет ударить.

Дулкин яростно оскалился.

– Умный стал, да?

– Уж простите.

– Теперь ты вот так, значит, решил со мной говорить? Может, еще и к начальству моему пойдешь? Жаловаться типа?

– Хорошая, кстати, идея. Спасибо.

– Ты только из СИЗО приперся, и уже права качаешь! – рычал Дулкин, – Таких у нас не любят. Очень не любят, Рогов!

– У меня был условный срок за драку, но в СИЗО я полностью его отбыл, – парировал я. – Могу бумажку показать. Я был под подозрением в краже, но его с меня сняли. Перед законом я чист, если юридически посмотреть.

Дулкин фыркнул.

– «Юридически». Слов нахватался. С каких пор пацаны с района стали так бакланить? Феню отшибло?

– Я не бакланю. И я не просто пацан с района, если не заметили.

Опер нахмурился. Я на самом деле не походил на всех остальных с нашего района, с кем Дулкин и ему подобные имели дело. Блатной жаргон не использую, семечки не грызу, в подъездах под гитару не играю, спортивные полосатые штаны не ношу. Даже матерюсь редко.

Но Дулкин не собирался сдаваться. Он снова прощупал себя, наконец нашел сигареты и закурил. Одарил меня взглядом палача.

– Короче, так. Забирай это барахло и вали нахер отсюда. Если не свалишь, я прямо сейчас закрываю тебя на 15 суток. Понял меня? – и кивнул на дверь. – Слился.

Из кабинета я выходил, кипя от ярости. Краем глаза, уже стоя в двери, заметил плакат на стене. Старый, выцветший, заляпанный. На листовке была изображена цапля, сжимавшая в клюве лягушку. Лягушка, чья песенка была явно спета, в это самое время держалась своими крохотными зелеными лапками за длинную шею цапли и душила птицу, сдавливая ей горло. Надпись гласила: «Никогда не сдавайся».

Я с детства любил такие вещи. Всегда расценивал их как знаки, посланные кем-то или чем-то лично мне. Вот и сейчас я мысленно пообещал лягушке с картинки: «Хорошо, не сдамся».

Я позвонил Жене, сообщив о результате. Хотел завезти коврик к ней, чтобы оставить там на хранение – на случай, если когда-нибудь здравый смысл восторжествует, и полицейские все-таки согласятся принять коврик на экспертизу. Женя была на работе. Она работала менеджером в крохотном турагентстве где-то в районе Мытищ. Женя предложила другой вариант: коврик я мог оставить ее соседке, пенсионерке.

Закат жизни у большинства современных людей вызывает настоящее безумие. Но Женя заверила, что соседка вполне бодрая и, что самое главное, адекватная.

Оставив пакет со свернутым ковриком, я второй раз за утро спустился в проклятое душное метро. Пунктом назначения был офис компании «Гермес».

Контора фирмы, где работал («работает!», одернул я себя) Сергей, располагалась на территории Москва-Сити, в новой высотке из стекла и бетона, смотрящей фасадом на Москва-реку. Здесь я чувствовал себя неуютно и не понимал, как мой брат мог работать. Офисная жизнь и все, что с ней связано. Я лучше бы перетягивал мебель в полуподпольном цеху в гаражах с Колей Фокиным, чем натянул на себя костюм и душный галстук и ходил каждое утро на поклон корпоративной культуре.

Да, мы с Сергеем абсолютно разные. Но все-таки мы одна семья и одна кровь. Мой брат работал («РАБОТАЕТ, черт побери!») здесь. Кто я такой, чтобы диктовать другим, как им жить. И уж тем более осуждать их.

Я ожидал чего-то масштабного и грандиозного и от самого «Гермеса». Например, что фирма занимает целый этаж. Или даже два. Сотрудники катаются на электронных самокатах-сегвеях и козыряют друг перед другом золотыми швейцарскими часами. Все оказалось не так. «Гермес» занимал крохотную часть коридорчика на 32-м этаже офисного небоскреба. Пять-шесть кабинетов, не больше. Я проследил за табличками на дверях и нашел приемную генерального директора. Дверь в кабинет Щербакова находилась рядом со столом секретарши. Миловидной молодой женщины в костюме.

– Добрый день. Я к Щербакову.

Секретарша оценивающим взглядом смерила меня с головы до ног.

– Вы по какому вопросу?

– По личному.

– А поподробнее?

– Только если ваша фамилия Щербаков.

– О, – растерялась секретарша.

– Скажите ему, – сжалился я, – что пришел брат Сергея Рогова.

Секретарша изменилась в лице.

– О.

– Вот именно.

Она предложила сесть. Я остался стоять. Секретарша зашушукала по телефону, косясь на меня. Потом положила трубку и поведала, что Николай Андреевич сейчас меня примет.

Через минуту открылась дверь кабинета. Я был наготове и тут же шагнул к двери. Из кабинета быстро вышел короткостриженый тип с наглым взглядом, который задел меня плечом. Довольно сильно, я пошатнулся.

– Полегче.