Анабиоз

Я поднял глаза. Передо мной было лицо сухощавого типа лет 30 с черной бородкой. Один из рабовладельцев, которого так и не поймали.

Он вытащил нож, и из глубокой раны забила кровь, мгновенно заливая одежду и разбрасывая струйки по старому асфальту под моими ногами. Я выронил сигарету. Прошуршал рюкзак, падая с моего плеча на землю. Я попытался что-то сказать, но голоса не было. Мне оставалось только зажать рану руками, которые тут же окрасились бьющей из брюшины кровью.

В глазах все поплыло. Но я разглядел, как тип с бородкой прыгнул на заднее сиденье легкового автомобиля без регистрационных номеров, и тот рванул прочь.

Я упал, хватая ртом воздух, и ощутил затылком твердую поверхность. Боль звенела во мне, все нарастая, постепенно поглощая меня всего, целиком.

Кто-то в ЛОВД на станции «Самара» все-таки сдал меня бандитам. А ведь я с самого начала опасался, что так оно и произойдет.

Я хотел верить, что мои знакомые опера – один с наколками, второй с золотой цепью на шее – были здесь не при чем. Я хотел верить, что не все в этом мире окончательно сошло с ума.

Валяясь на пыльном старом асфальте и зажимая рану, я чувствовал, как боль, охватывающая весь мой мир сейчас, высасывает из меня жизнь. Она, жизнь, утекала с каждым ударом лихорадочно бьющегося сердца, выталкивающего кровь из разрезанных тканей, органов и сосудов. В глазах чуть прояснилось, и я, бьющийся в агонии, увидел бегущих ко мне с разных сторон людей. Кто-то кричал, кто-то размахивал руками, но я ничего не слышал. Чуть повернув голову, я ощутил вкус крови на губах. Она заполняла глотку с удивительной скоростью. Я кашлянул, выплевывая фонтан алой жидкости.

Значит, дело дрянь.

А потом я увидел затянутое низкими серыми облаками небо, простирающееся прямо надо мной. Оно заполняло собой все. Весь мир перед моими глазами. Все вокруг было небом.

Ранее я соврал. Самое прекрасное небо, которое только возможно, я видел прямо сейчас, лежа на земле и истекая кровью.

Все стало таким настоящим. Каждой клеткой своего агонизирующего тела я вдруг почувствовал жизнь. Вы знаете, что вы никогда не чувствуете жизнь? Вы просто существуете в своих мыслях. В основном в прошлом, а иногда в будущем. А жизнь идет мимо. Я это знаю, потому что я сам жил так все отпущенные мне 25 лет. А сейчас чудо хрупкой и трепещущей, пульсирующей жизни разворачивалось во мне и вокруг меня, и это было волшебно.

Прошлого не было. Будущего не будет никогда. Есть только сейчас. Я-сейчас. Мои сотрясающиеся легкие-сейчас. Небо-сейчас. И вон та птица, проносящаяся где-то далеко, только теперь я видел в ней яркий свет. Такой же, который был повсюду. Птица-сейчас. Свет-сейчас.

Я был несчастным дураком, если никогда не видел этого. Никакой серости не было – ее просто никогда не существовало! Весь мир и мы с вами – это яркий свет. Один яркий блаженный свет. Свет, живущий ради любви к самому себе. И нет во вселенной больше ничего, кроме света.

А потом я ощутил внутри себя кого-то, кто смотрел на меня. Созерцал меня с грустью, сочувствием и пониманием. Как в тот вечер после смерти отца. Но сейчас он пробуждался. Кто-то огромный, сияющий и грустный, все знающий и все понимающий, от пробуждения которого мне захотелось рыдать. Я чувствовал, как он растет во мне, заполняя каждую частицу. Боль уходила, а вместо нее разливался свет. И тогда я наконец осознал, кто это был.

Этим большим, сияющим и грустным был Я.

А потом вдруг по какой-то удивительной причине – или это была догадка, подсказанная подсознанием, впитывавшим каждое услышанное когда-либо в жизни слово, или это было прямое озарение от Меня, знающего Все – я понял все, что мне было нужно понять и узнать.

Я понял, почему отец так относился ко мне. Он никогда не был уверен, что я его сын. В их жизни с матерью было нечто, оставившее этот отпечаток недоверия. Старик страдал всю жизнь, неся в себе этот груз, и не мог ничего с собой поделать.

Меня понесло глубже, и я увидел себя, ребенка, играющего на полу с кубиками. В соседней комнате ругались родители, а я глубоко страдал. Отец оскорбил мать. Я не знал этого слова, но я знал, что оно очень плохое, а мою маму так оскорблять нельзя. Тогда я поклялся себе никогда не говорить таких плохих слов.

Я-свет вырвался куда-то вверх, и выяснилось, что можно перемешаться по миру в мгновение ока. Расстояний больше не существовало.

Комком света я прилетел к Жене и улыбнулся, увидев, что у нее все будет хорошо. Она выйдет замуж за Сергея и будет любить его. Иногда по ночам она будет вспоминать обо мне, ей будет грустно, и она будет тайком плакать. Но это будет только в первые пару лет. Я пришел в эти трудные для нее минуты и сказал ей, что все хорошо. Мы просто люди, а люди всегда ошибаются. Каждый день из года в год люди совершают только ошибки. Никто не сказал людям, как жить. Женя-свет услышала мои слова, а плачущая под одеялом Женя почувствовала покой.