Анабиоз. Марш мародеров

Эн все же уступила Зайцевой. Причем уступила совсем чуть-чуть, обидные два очка — 572 против 574-х. Заслуженное «серебро» расстроило девушку. В придачу к отличным спортивным данным природа наградила ее трудным характером: Эн не признавала ни в жизни, ни в спорте полутонов и для нее существовало только одно место — первое. Первое — и точка!

— Я брошу лук! — рыдала Эн в раздевалке после награждения.

Ник бестолково топтался рядом. Он был на восемь лет старше своей воспитанницы, но не имел опыта в плане утешения истеричек противоположного пола. Да и вообще с женщинами Никите не везло. Школьная первая любовь, пара мимолетных увлечений, один драматический роман с грустным финалом, ворчание матери: «Пора тебе жениться, сынок» — вот, пожалуй, и всё.

— Наташа, поедем в гостиницу. У нас самолет вечером, — наконец выдавил он из себя неуклюжую фразу.

— Никуда не поеду! — топнула ногой Эн. — Умру прямо здесь!

Он все же уволок ее из огромного Дворца спорта «Мирас», выстроенного к Универсиаде 2013 года, посадил в такси. В гостинице истерика продолжилась: Эн разбросала вещи, пригрозила, что напьется, как бомж, на что Ник сообщил, что семнадцатилетним девушкам спиртного в России не продают по закону.

— Плевала я на законы! — выкрикнула Эн.

Ник вздохнул. К сожалению, на законы в Российской Федерации плевала не только юниорка Наталья Николаева.

Наконец, девушка успокоилась, и Ник отправился на ресепшен. А потом…

Потом все и случилось.

Сперва Ник бросился к лифту, вдавил пыльную кнопку — и как-то сразу понял, что электричества в здании нет. Пришлось бежать вверх по лестнице, перешагивая через три ступеньки. Второпях Ник не обратил внимания на кучи тряпья, мусор и грязь, невесть откуда взявшиеся там, где час с небольшим назад все сияло чистотой.

Час назад? А может быть, год? Или десять лет?

Ник миновал второй этаж, сделал особенно широкий шаг — и почувствовал, как на нем лопнули брюки. Ситуация комичная, анекдотическая, но Нику в тот момент было не до смеха. Он задержался на секунду, чтобы осмотреть себя — и пришел в ужас. Одежда висела лохмотьями. Рубашка скукожилась, половины пуговиц не было на месте, ткань истлела, под мышками образовались дыры. Брюки представляли собой еще более плачевное зрелище: одна штанина почти оторвалась, мотня прохудилась, на коленях зияли прорехи.

— Что за черт? — пробормотал Ник и тут же забыл про странное происшествие со своим гардеробом — не до того было.

Час или год? Или десять? Сто?

Или он сошел с ума?

Гостиничный коридор встретил Ника полумраком, затхлыми запахами и покосившимися дверьми. Номер триста шестнадцать, где осталась Эн, находился в самом конце. Спотыкаясь о разлезшуюся ковровую дорожку, Ник побежал, выкрикивая:

— Наташа! Наташка! Эн!

Дверь с тусклыми цифрами 316 висела на одной петле — вторая вывалилась из трухлявого косяка. Оттащив лопнувшее дверное полотнище в сторону, Ник ворвался в тесный предбанник — и замер, увидев девушку.

Она застыла возле кровати, растрепанная, напуганная. В номере стоял тяжелый запах рвоты. Прикрыв руками полуобнаженную грудь — гардероб Эн подвергся таким же печальным метаморфозам, как и одежда Ника — девушка жалобно всхлипнула.

— Живая! — выдохнул тренер.

— Телефон не работает, — тихо ответила Эн, продолжая всхлипывать. — Мне переодеться надо. Ты это… выйди, а?

— Переодеться… — пробормотал Ник и сполз спиной по пыльной стене на пол.

Одежда, лежавшая в сумке Эн и чемодане Ника, сохранилась гораздо лучше той, что была на них надета. Но все остальное — мыльно-пузырные принадлежности, кое-какие продукты — пришли в негодность. Зубная паста окаменела в тюбиках, шампунь сгустился в странную желеобразную массу, одеколон Ника испарился, сыр и печенье изгрызли то ли мыши, то ли тараканы. Пластиковые обложки тетрадей с тренерскими почеркушками Проскурина склеились, высохли и покоробились, а все записи, сделанные гелевой ручкой, сильно вылиняли и еле читались.

— У меня застежка лифчика сломалась, — пожаловалась Эн. — И пуговицы на кофточке растрескались.

— Ты на ботинки мои посмотри. — Ник мрачно пихнул ногой на середину комнаты скрюченный, серый от пыли башмак. — Ссохся весь. Не то, что ногу — палец не всунуть.

— Что с нами случилось? — в сотый, наверное, раз задала один и тот же вопрос Эн. — Ничего не включается… ни телефоны, ни часы. Тока нет. Водопровод не работает. Вода в бутылке протухла. Голова болит. Пыль кругом…

— Не знаю, — тоже в сотый раз ответил Ник. — Ты готова? Пойдем вниз, выйдем на улицу, посмотрим.

Эн подошла к окну, провела рукой по серому от грязи стеклу.

— Ничего не видно.

— Вот поэтому и надо выйти наружу. Ну, давай!

— Давай, — кивнула Эн.

…Что же случилось? Почему всё… испортилось?

Эти два вопроса стали риторическими, набили оскомину, их в разных вариациях в течение последующих дней и Ник, и сама Эн задавали себе столько раз, что давно уже сбились со счета.

Но вопросы требовали ответов.

Что случилось?

Почему все вещи вокруг так сильно состарились, пришли в негодность, истлели, сгнили?

Ответов не было. Были наблюдения и находки. Жуткие, невозможные находки.