Анафем

В конценте светителя Эдхара Ороло немного располнел, хотя и поддерживал форму, работая в винограднике и поднимаясь по лестнице на звездокруг. На Блаевом холме он, если верить фототипиям Эстемарда, исхудал, оброс и отпустил дикарскую бороду. Но сейчас, у ворот Орифены, пять раз кряду прокрутив Ороло на месте, я не почувствовал ни жирка, ни худобы, только крепкие мышцы, а когда наконец его отпустил, то увидел слёзы, бегущие по загорелым, гладковыбритым щекам. Собственно, это всё, что я успел рассмотреть, прежде чем сам ослеп от слёз и вынужден был несколько раз пройтись вдоль стены, чтобы хоть немного успокоить чувства. Канон не подготовил меня к тому, что я буду обнимать покойника. Может быть, это означало, что я тоже умер для матического мира и попал в некую посмертную жизнь. Корд, Юл, Гнель и Самманн проводили меня в последний путь.

Потребовалось усилие воли, чтобы вспомнить: они по-прежнему рядом, гадают, что со мной.

В клуатре был небольшой фонтан. Ороло зачерпнул мне кружку воды. Мы сели в тени часовой башни, и я отпил первый большой глоток. Вода отдавала серой.

С чего начать?

— Когда тебя отбросили, па, я бы столько всего тебе сказал, если б мог. И в следующие недели тоже. А сейчас…

— Всё утекло?

— Прости?

— Всё утекло во времени и по пути изменилось — твой разум изменил эти вещи, и о них уже не надо столько говорить. Прекрасно. Давай побеседуем о новом и интересном.

— Ладно. Ты хорошо выглядишь.

— А ты нет. Надеюсь, шрамы добыты с честью?

— Не совсем. Но я кое-чему научился.

Однако мне не особенно хотелось рассказывать Ороло о своём путешествии. Мы немного поболтали о пустяках, потом разом поняли, как это нелепо, и встали. Молодой фраа (если можно назвать так человека, живущего в нематическом матике) принёс мне стлу с хордой и забрал мою мирскую одежду. Затем Ороло повёл меня от клуатра по широкой дороге, утрамбованной множеством обутых в сандалии ног и колёсами тачек. Через некоторое время мы уже стояли на краю котлована, в котором собор светителя Эдхара поместился бы не один раз. Если мы возводили монументы, громоздя камень на камень, поднимая их ввысь, то здешние инаки строили свой, выбирая землю лопатами. Грунт был рыхлый, борта котлована крутые, поэтому их укрепили плитами спечённого пепла. По склонам вниз спиралью уходила дорога. Я двинулся к ней, но Ороло меня удержал.

— Видишь, внизу никого нет? Чем глубже, тем жарче. Мы копаем по ночам. Если хочешь прогуляться, идём вверх.

Он указал на гору.

По Самманновым снимкам и вчерашней экскурсии я знал, что у Орифены две стены, внутренняя и внешняя. Они сливались в одну перед главными воротами, у дороги. Внутренняя двадцатифутовая стена охватывала клуатр, где инаки жили, и раскоп, где они работали. Внешняя, невысокая — футов шесть — была скорее символической. Она взбиралась на тысячи футов и опоясывала кратер на макушке горы. На снимках было видно устье шахты, пробитой, вероятно, чтобы извлекать тепловую энергию вулкана. Я понимал, что там жарко, опасно и дурно пахнет. Однако на склоне, по которому шли мы с Ороло, трудами Преемства возник оазис. Инаки где-то нашли воду и выращивали виноград, пшеницу, всевозможные плодовые и масличные деревья, бросавшие на гору мягкую кружевную тень. С каждым шагом становилось ветренее и прохладнее. Я вспотел от подъёма, но когда мы наконец остановились отдохнуть, полюбоваться видом и пожевать собранные по дороге фрукты, пот сразу высох на резком морском ветру, и мне пришлось закутаться поплотнее.

Мы вышли за верхнюю границу орифенских садов и, миновав полосу низкорослых искривлённых деревьев, оказались на лугу, который издали казался заиндевевшим. Вблизи стало видно, что это сплошной ковёр маленьких белых цветов, как-то приспособившихся к высокогорью. Над ними кружили пёстрые насекомые, но не в таком количестве, чтобы досаждать. Видимо, их численность сдерживали птицы, которые распевали в невысоких кронах или резко вспархивали из-под ног. Мы сели на обнажившиеся корни дерева, проросшего из семени, возможно, в год после извержения вулкана. Ороло объяснил, что эти деревья, не выше меня ростом, может статься, самые древние живые организмы на Арбе.

Почти весь разговор состоял из таких экскурсоводческих сведений. Было как-то даже приятнее болтать о птицах и деревьях, о том, сколько кубических футов земли вынуто из раскопа и сколько храмовых построек расчищено, чем думать о Геометрах, конвоксе и Преемстве. Потом мы спустились и поужинали в трапезной вместе примерно с сотней живущих здесь фраа и суур. Их пе-эр, фраа Ландашер, третий из говоривших со мной в воротах, официально приветствовал меня и провозгласил тост за моё здоровье. Я выпил больше своей нормы вина, несравненно лучшего, чем получалось у Ороло из подмёрзшего винограда в Эдхаре, и заснул в отдельной келье.