Анафем

Покуда я переваривал услышанное, снизу донёсся общий вздох и глухой стон: выдохнули, надо полагать, почти все инаки, стенали центенарии, теряющие брата навсегда.

И тут я совершил нечто ужасное, но я знал, что мне это сойдёт с рук: вышел из кельи. Я пересёк коридор и заглянул через парапет.

В алтаре находились всего трое: Стато в своём пурпурном одеянии и Онали с Вараксом, узнаваемые по инквизиторским шапкам. Инаки за экранами шумели так, что актал временно приостановился.

Я собирался только заглянуть через парапет, понять, что происходит, и сразу назад. Однако меня не поразило молнией. Никто не забил тревогу. Здесь вообще никого не было. И не могло быть, потому что прозвонили к воко и все собрались внизу. Обязаны были собраться, ведь никто заранее не знал, чьё имя назовут.

Если подумать, то и мне, наверное, следовало быть внизу! Воко — почти наверняка тот редкий случай, когда требование к таким, как я, оставаться в келье не действует.

Тогда почему служители инспектората меня не позвали? Наверное, допустили оплошность. У них нет инструкции на сей счёт. Вполне может быть, что они, как и я, не узнали мелодию. Не понимали, что это воко, пока не начался сам актал, а тогда уже поздно было бежать за мной. Они не могут уйти, пока всё не кончится.

Они не могут уйти, пока всё не кончится.

Я могу идти куда захочу, лишь бы успеть в келью к тому времени, как вернутся инспектриса и её помощники. В любом случае мне влетит за то, что я пропустил воко! Так почему не сделать то, о чём будут говорить в трапезной пятьдесят лет спустя?

Не зря я каждый день занимался зарядкой! Я пробежал по переходу, через три ступеньки взлетел по лестнице и, миновав двор дефендората, оказался в нижней части хронобездны. Здесь я сбавил темп, чтобы не греметь металлическими ступенями. Зато я хорошо видел, что творится внизу. На вид ничего не изменилось, но теперь из колодца доносился новый звук: скорбный гимн, которым столетники прощались с уходящим братом. Никто не помнил мелодии и слов, так что им пришлось листать редко используемые гимнодии в поисках нужной страницы. Ещё минута потребовалась на то, чтобы спеться, поскольку это было пятиголосие. К тому времени, как гимн зазвучал в полную мощь, я был на полпути к звездокругу — карабкался по лестнице за циферблатами, пытаясь двигаться собранно, как Лио, и не зацепить краем стлы за шестерёнки. Прощальный плач и впрямь пробирал до нутра, даже сильнее, чем тот, который мы исполняли на похоронах. Конечно, я знать не знал, кто такой фраа Пафлагон, что он за человек и чем занимался. Однако столетники знали, и сила пения заставляла меня разделить их чувства.

И — поскольку мы оба в одиночку шли навстречу неведомому — я, возможно, в какой-то мере разделял и чувства фраа Пафлагона.

До цели было уже рукой подать: я добрался до того места, где свод президия загибался внутрь. Через отверстия в потолке проходили валы, вращающие полярные оси телескопов. Лестница вилась вокруг самого большого вала. Я добежал до верха, взялся за дверную задвижку и, прежде чем её повернуть, глянул вниз: на какой стадии актал. Дверь в экране центенариев была открыта. Фраа Пафлагон вышел на пустую середину алтаря и остановился. Дверь за ним затворили.

В тот же миг я открыл дверь звездокруга. Из неё хлынул солнечный свет. Я втянул голову в плечи. Наверняка меня заметят!

Успокойся, сказал я себе, потолок президия виден только из алтаря, а там всего четверо. И вообще все смотрят на фраа Пафлагона.

Последний раз заглянув вниз, а нашёл ошибку в своей логике. Все смотрели на фраа Пафлагона — кроме фраа Пафлагона! Он как раз запрокинул голову и смотрел прямо вверх. Ничего удивительного: это был его последний шанс увидеть своды собора. Я бы на его месте поступил так же.

Выражения лица с такой высоты было не прочесть, но Пафлагон наверняка увидел свет, льющийся в открытую дверь.

На мгновение он застыл, что-то соображая, потом медленно перевёл взгляд на Стато.

— Я, фраа Пафлагон, явился на твой зов, — произнёс он первую строчку литании, которая должна была продолжаться ещё минуту-две.

Я вошёл в звездокруг и тихо притворил за собой дверь.

Мне думалось, что там всё будет в пыли и птичьем помёте — фиды Ороло тратили кучу времени на поддержание чистоты. Однако всё было не так плохо. Кто-то явно сюда приходил и убирался.

Я вошёл в блокгауз без окон, служивший нам лабораторией, миновал тройные двери, не пропускающие свет, и взял фотомнемоническую табулу в защитном чехле.

Что на ней записать? Я понятия не имел, что иерархи хотят от нас скрыть, поэтому не знал, куда навести телескоп.

Вообще-то у меня была догадка, в которой я почти не сомневался: к нам летит крупный астероид. Другой причины для закрытия звездокруга я придумать не мог. Однако мою задачу это не облегчало. Чтобы заснять астероид, надо навести на него Митру и Милакса, а для этого необходимо с большой точностью знать параметры орбиты. Уж не говоря о том, что если бы я начал поворачивать большой телескоп, это бы все заметили.