Анафем

— Пасека, — отвечал Арсибальт на мой вопрос, чем он интересуется.

Я представил Арсибальта в облаке пчёл и хохотнул.

— Я думал, ты предпочтёшь работу в помещении с чем-нибудь неживым. Мне всегда казалось, что ты станешь переплётчиком.

— В это время года пчеловодство и есть работа в помещении с неживым. Может, когда пчёлы проснутся, мне разонравится. А ты, фраа Эразмас?

Арсибальт, сам того не зная, затронул щекотливую тему. Самоделье нужно ещё по одной причине: если ты ни на что лучшее не способен, всегда можно бросить книги, калькории, диалоги и до конца жизни работать руками. Это называлось «отпасть». Многие инаки так жили: готовили еду, варили пиво, резали по камню, и ни для кого не было секретом, кто они такие.

— Ты можешь выбрать что-нибудь смешное, вроде пчеловодства, — заметил я, — и это будет просто оригинальное хобби, потому что ты не отпадёшь, разве что РСФ вдруг наберёт целую толпу гениев. У меня шансы отпасть куда больше, так что мне нужно дело, которым я смогу заниматься восемьдесят лет и не сойти с ума.

Сейчас Арсибальт мог бы заверить меня, что я на самом деле очень умный и мне такое не грозит, однако не стал. Я не обиделся. После неприятного разговора с Тулией полтора месяца назад я меньше изводился и больше старался чего-нибудь достичь.

— Например, я мог бы отлаживать инструменты на звездокруге.

— Особенно если тебя туда пустят, — заметил Арсибальт. Он мог говорить без опаски, поскольку мы шли по шуршащим листьям и рядом никого не было, если только суура Трестана не пряталась в куче листвы, приложив ладонь к уху.

Я остановился и поднял голову.

— Что такое? Ждёшь, что с дерева свалится инквизитор? — спросил Арсибальт.

— Нет, просто смотрю на него, — отвечал я, имея в виду звездокруг. Отсюда, с холмика, мы хорошо его видели, однако роща закрывала нас от окон инспектората, и я не боялся смотреть долго. Телескоп светителей Митры и Милакса по-прежнему был направлен на север, как и три месяца назад.

— Я подумал: если Ороло смотрел в МиМ на что-то, чего ему не следовало видеть, мы можем найти зацепку в том, куда он направил телескоп в последнюю ночь. Может, он и картинки тогда снял, только их никто пока не видел.

— Ты можешь сделать какие-нибудь выводы из того, куда сейчас направлен МиМ?

— Один: Ороло хотел разглядеть что-то над полюсом.

— А что у нас над полюсом? Кроме Полярной звезды.

— В том-то и дело, — сказал я. — Ничего.

— То есть? Должно быть что-нибудь.

— Но это опровергает мою гипотезу.

— А ты можешь объяснить, в чём она состоит? Желательно по пути туда, где тепло и кормят.

Я снова зашагал и, обращаясь к спине Арсибальта, который прокладывал путь среди палой листвы, сказал:

— Я предполагал, что это камень.

— В смысле астероид, — расшифровал он.

— Да. Но камни не подлетают с полюса.

— Откуда ты знаешь? Разве они не со всех сторон летят?

— Да, но чаще с малым углом наклонения — орбиты астероидов лежат в той же плоскости, что у планет. Их надо искать вблизи эклиптики, как мы называем эту плоскость, на случай, если ты забыл.

— Твой аргумент — статистический, — заметил Арсибальт. — Может, мы имеем дело с необычным камнем.

— Такая гипотеза не выдерживает проверки взвешиванием.

— Весы светителя Гардана — полезный методологический принцип. В жизни ему многое не подчиняется, — напомнил Арсибальт. — В том числе ты и я.

Я не говорил с Ороло уже лет сто, но сегодня он сел с нами, лицом к окну, выходящему на горы. Ороло смотрел на них примерно с тем же чувством, что я — на звездокруг несколько минут назад. День был ясный, пики вырисовывались чётко, и казалось, что до них можно докинуть камнем.

— Интересно, хорошая ли сегодня видимость на Блаевом холме. — Ороло вздохнул. — Уж точно лучше, чем здесь.

— Это тот, на котором пены съели печень светителя Блая? — спросил я.

— Он самый.

— А он разве где-то близко? Я думал — на другом континенте или вроде того.

— Нет. Блай был наш, эдхарец. Можешь посмотреть в хронике. У нас и реликвии его где-то хранятся — священные рукописи и всё такое.

— А что, на его холме правда есть обсерватория? Или ты меня разыгрываешь?

Ороло пожал плечами.

— Понятия не имею. Эстемард построил там телескоп после того, как отрёкся от обетов и выбежал в дневные ворота.

— А Эстемард был?..

— Одним из двух моих учителей.

— Второй — Пафлагон?

— Им обоим стало тошно здесь примерно в одно время. Эстемард ушёл за ворота. Пафлагон как-то после ужина направился к верхнему лабиринту, и больше я его не видел, пока... ну сам знаешь. — Тут Ороло вспомнил, что я был тогда в другом месте. — А ты что делал во время призвания Пафлагона? Когда ещё гостил у Аутипеты?

Аутипета, согласно древнему мифу, подкралась к спящему отцу и выколола ему глаза. Я не слышал, чтобы сууру Трестану так называли, поэтому только закусил губу и затряс головой. Арсибальт фыркнул так, что суп брызнул у него из носа.

— Это нечестно, — сказал я. — Она просто исполняла приказы.

Ороло твёрдо решил меня уплощить.

— Знаешь, во время Третьего предвестия люди, совершавшие чудовищные преступления, часто говорили...

— Что просто исполняют приказы. Это мы все знаем.