Анафем

– Отсюда до восемьдесят третьей параллели две тысячи миль по ортодромии, – сказал Самманн, глядя в свою жужулу. – По трассе – чуть больше двух с половиной.

– Раз, если вы с Самманном научитесь водить, чтобы мы могли меняться, то дня в три-четыре уложимся, – сказал Крейд.

– Дорога к северу станет хуже, – заметила Корд. – Я бы положила неделю.

Крейд полез было в спор, но Корд его перебила:

– И надо переоснастить машины.

Итак, мы остались на заправке и принялись за работу. Как только хозяева поняли, что мы едем дальше на север, напряжение спало и дело пошло легче. Они решили, что мы – очередная старательская артель, просто побогаче других и с лучшим снаряжением.

С утра мы на кузовиле Корд съездили в город за зимними шинами для Крейда, потом на его кузовиле – за шинами для неё. Новые шины были с глубоким рельефом протектора и утыканы шипами. Корд и Гнель (как теперь Ганелиал Крейд просил его называть) занимались каким-то инструментоёмким проектом по замене охлаждающей жидкости и смазки на незамерзающие. Ни Самманн, ни я помочь толком не могли, поэтому стояли на подхвате. Самманн по своей жужуле изучал дорогу на север, читал записи недавно проехавших тут путешественников.

– Слушай, – сказал я ему в какой-то момент, – я всё вспоминаю вчерашнюю картинку по спилю.

– Горящего библиотекаря?

– Нет.

– Оползень, накрывший школу?

– Нет.

– Умственно неполноценного мальчика, который играл со щенками?

– Нет.

– Ладно, сдаюсь. – Запуск ракеты.

Самманн взглянул на меня.

– И что? Она взорвалась? Упала на детский дом?

– Нет. То-то и оно. Просто взлетела.

– На борту были знаменитости или…

– Не знаю. Были бы – их бы показали, верно?

– Тогда я вообще не понимаю, зачем показали запуск. Ракеты взлетают каждый день.

– Ну, я в этом не силён, но у меня сложилось впечатление, что она очень большая.

Только сейчас Самманн понял, к чему я клоню.

– Попробую что-нибудь найти, – ответил он.

Пожилая, но очень хлопотливая дама из Гнелевой секты принесла нам пирог собственной выпечки и тут же затеяла с Гнелем бесконечный разговор. Пока они говорили, на заправку с грохотом вкатил огромный, заляпанный грязью кузовиль. Позади кабины у него был деревянный дом. Кузовиль несколько раз объехал вокруг нас и встал, заняв четыре парковочных места. Хлопотливая дама удалилась, поджав губы. Из кабины вылез рослый бородач, сунул руки в карманы и, с любопытством глядя по сторонам, пошёл к Гнелю. На последнем шаге он расплылся в улыбке и протянул руку. Гнель ответил тем же, правда, без улыбки и после некоторого колебания. Бородач энергично встряхнул его руку. Они обменялись несколькими словами, после чего новоприбывший заходил по лагерю, примечая, что у нас есть, и мысленно реконструируя, что мы сделали. Затем вытащил из своего дома на колёсах что-то вроде складного кухонного стола, раскочегарил плитку и начал готовить нам горячее питьё.

– Юлассетар Крейд, мой двоюродный брат, – сказал мне Гнель, пока мы смотрели, как бородач сдувает пыль с чашек и протирает ложки вынутой из кармана тряпкой.

– А что случилось? – спросил я.

– О чём ты? – удивился Гнель.

– По тому, как вели себя с ним ты и та женщина, видно, что у вас какие-то трения.

– Юл – ере… – Гнель оборвал себя на середине слова. – Вероотступник.

Мне хотелось спросить: «А в остальном-то он нормальный?», но я сдержался.

Юл никому из нас не представился, но, когда я подошёл, с улыбкой пожал мне руку и только потом снова занялся своей кухней.

– Подставляй руки, – скомандовал он и, когда я выполнил указание, водрузил на них поднос, а сверху – чашки с горячим питьём. – Для твоих друзей.

Я настоял, чтобы он пошёл со мной. Мы отнесли чашку Гнелю, затем подошли к Самманну, и я познакомил его с Юлом. Потом я уговорил Корд вылезти из-под кузовиля. Она встала, отряхнулась и пожала Юлу руку. Они как-то странно друг на друга посмотрели, я даже подумал, уж не встречались ли они раньше. Однако ни Юл, ни Корд ничего по этому поводу не сказали. Корд взяла чашку, и оба сразу отвернулись, как будто между ними произошла какая-то неловкость.

Юлассетар Крейд свозил меня в город, чтобы я сделал кое-какие дела. Во-первых, я отправил в концент светителя Тредегара письмо для Алы. Женщина на почте меня издёргала, потому что я не мог толком написать адрес. У концентов нет адресов потому же, почему у меня нет паспорта. Я ругал себя, что не послал записку с Лио и Арсибальтом. Теперь надо было отправлять письмо в концент, где его перехватят иерархи. Если они будут строго держаться канона, то отдадут Але письмо только в следующий аперт. Я мог лишь гадать, что она подумает обо мне девять с лишним лет спустя, читая пожелтелое послание от мальчика, которому не исполнилось и двадцати.