Анафем

Ороло торопливо ушёл прочь, и я на какое-то время остался один. Неожиданно я увидел над горами маленький рассвет: луч, невидимо бьющий через пустое небо, наткнулся на тончайшие перистые облачка, и они вспыхнули, как брошенные в огонь комки шерсти. Я посмотрел на тёмный концент и не почувствовал желания спрыгнуть. Красота даст мне силы жить. Я подумал о Корд, о её красоте, о вещах, которые она делает своими руками, о том, как она держится, о чувствах, пробегающих по её лицу, когда она думает. В конценте красота чаще всего заключена в теорических построениях – это та красота, которой добиваются упорным трудом. Красота есть в нашей музыке и зданиях всегда, даже если я её не вижу. Ороло нащупал нечто очень важное: видя красоту, я ощущал себя живым, и не только в том смысле, в каком вспоминаешь, что ты живой, ударив себя по пальцу молотком. Скорее я чувствовал себя частью чего-то. Что-то пронизывало меня такое, к чему я по самой своей природе принадлежу. Это разом прогоняло желание умереть и намекало, что смерть – ещё не всё. Я понимал, что до опасного близко подошёл к территории богопоклонников. Однако если люди могут быть так прекрасны, трудно удержаться от мысли, что в них живёт отблеск мира, увиденного Кноусом в разрыве туч.

Ороло ждал меня на верхней площадке лестницы. Прежде чем начать спуск, он ещё раз оглядел начавшие проступать звёзды и планеты, словно дворецкий, пересчитывающий ложки. Мы спустились в молчании, светя себе под ноги сферами.

Как и предсказал Ороло, ключник, фраа Гредрик, ждал нас возле решётки. Рядом с ним стоял кто-то поменьше ростом и постройнее. Спускаясь по аркбутану, мы увидели, что это начальница Гредрика, суура Трестана.

– Кажется, нас ждёт епитимья, – сказал я. – Что доказывает твою правоту.

– В чём?

– В том, что ты говорил про подступающее со всех сторон уродство.

– Думаю, тут нечто иное, – сказал Ороло. – Нечто экстраординарное.

Мы вошли в каменный купол, и Гредрик с грохотом опустил за нами решётку. Я глянул ему в лицо. Я думал, он сердится, что мы заставили его ждать, но дело было в чём-то другом. Ключник явно нервничал и хотел поскорее отсюда убраться. Мы смотрели, как он возится с ключами. Пока он запирал замок, я глянул на унарский купол, потом на центенарский. Обе решётки были опущены. Получалось, что звёздокруг вообще закрыли. Лишняя предосторожность на время аперта?

Я ждал, что Гредрик уйдёт, чтобы суура Трестана нас распекла. Однако он посмотрел мне в глаза и сказал:

– Идём со мной, фид Эразмас.

– Куда? – спросил я. Ключник обычно не обращался к нам с такими просьбами. Это была не его работа.

– Куда угодно, – ответил он и кивнул на ведущую вниз лестницу.

Я покосился на Ороло. Тот пожал плечами и тоже кивнул. Тогда я взглянул на сууру Трестану, но она лишь с преувеличенным терпением посмотрела мне в глаза. Ей не так давно исполнилось сорок, и выглядела она скорее привлекательно. В миру такая энергичная женщина пошла бы в коммерцию и пробилась в иерархию фирмы. В первые месяцы на новой должности она раздала множество епитимий за мелкие проступки, на которые её предшественник закрыл бы глаза. Старшие инаки уверяли меня, что все новые инспектора так себя ведут. Я был уверен, что она назначит нам с Ороло епитимью за опоздание, и не смел уйти, пока она это не сделала. Однако теперь стало ясно, что она пришла за чем-то другим. Поэтому я, кивнув ей и Ороло, начал спускаться по лестнице. Фраа Гредрик двинулся следом за мной.

Когда Трестана решила, что мы с Гредриком отошли достаточно далеко, она принялась что-то тихо говорить Ороло – уверенно и без пауз, как заготовленную речь.

Ороло ответил не сразу, и по голосу было слышно, что он на взводе. Он что-то отстаивал, и не спокойным тоном, как в диалоге. Что-то его расстроило. Из этого я понял, что суура Трестана не назначила ему епитимьи. Наказание надо принимать смиренно, если не хочешь получить вдвое и вчетверо. Ороло говорил о чём-то более важном. И суура Трестана явно велела Гредрику меня увести, чтобы поговорить с ним без свидетелей.

Вот так неприятно закончился наш разговор на звёздокруге! Впрочем, это очередной раз доказывало, что Ороло прав. Если я хотел претворить его идеи в жизнь, то можно было начинать прямо сейчас.

«Найди и удержи, иначе умрёшь». Проснувшись на следующее утро, я уже не помнил, Ороло ли так сказал или я сам во сне сформулировал. В любом случае проснулся я с ощущением решимости и душевного подъёма.

Ороло сидел в трапезной один. Заметив меня, он натянуто улыбнулся и тут же отвёл взгляд. Он не хотел рассказывать мне о своём споре с Трестаной. Быстро закончив есть, Ороло встал и направился к десятилетним воротам, чтобы снова провести день в городе.