Анафем

Последними выступили матарриты, представители крайне редкого для матического мира явления — ордена, члены которого верят в Бога. Они вели свою историю от центенариев, остолетившихся в первые века после Реконструкции. Все матарриты были полностью закутаны в стлы, так что оставалась лишь щёлочка для глаз. Они исполнили скорбное песнопение — насколько я понял, плач о том, что их вырвали из родного концента, и предупреждение (если мы ещё нуждались в предупреждениях), что они не задержатся с нами и на минуту сверх необходимого. Пели матарриты хорошо, но мне в их выступлении не понравились заунывность и некоторая грубость.

Выступления делегаций были предпоследней частью инбраса. Хотя я тогда не вполне это понимал, нас ещё раньше, в самом начале актала, вычеркнули из списка странников и официально приняли на конвокс. Мы возобновили свои обеты, и в наши матики отослали чудного вида документы, написанные от руки на телячьей коже, с извещением, что мы прибыли. Песнопения были нашим первым символическим вкладом в работу конвокса. Теперь оставалось только дождаться, пока остальные — тысячи инаков за экранами — встанут и пением выразят свою радость от встречи. Во время последнего стиха иерархи вереницей двинулись в унарский неф. Мы потянулись за ними в прежней последовательности. Я замыкал шествие. Мы (по крайней мере символически) прошли через дневные ворота и гостевой неф как миряне, а теперь, вновь став инаками, вступали в матик. Когда последний из иерархов прошёл через дверь в экране, пение начало терять стройность, а к тому времени, как я шагнул через порог, оставив позади пустой алтарь, мелодию заглушили шарканье и говор устремившихся к выходу инаков.

***************
Тредегар

, один из концентов Большой Тройки, названный в честь лорда Тредегара, теора середины—конца эпохи Праксиса, основоположника термодинамики.«Словарь», 4-е издание, 3000 год от РК.

Я снова был в матическом мире, официально незаразный, и мог делать что захочу — в течение двух секунд. Затем: «Фраа Эразмас!» — выкрикнул кто-то, как будто взял меня под арест.

Я остановился. Я был в приалтарной части унарского нефа, огромного и невероятно пышного. Здесь уже сидели сотни две инаков. Ещё сотни, а также несколько мирян, входили с дальнего конца, торопясь занять лучшие скамьи.

Пространство между первым рядом и экраном, которое должно оставаться свободным, чтобы не закрывать инакам алтарь, было заставлено всевозможным мирским оборудованием. Перед экраном, обрамляя его, но не загораживая, высились леса из новоматерии. Дюжие фиды сколачивали на них дощатый помост: сцену, которую будет видно из дальних рядов. Другие развернули почти на всю стену над помостом огромный спиль-экран. По нему побежали строчки, затем их сменила живая трансляция со спилекапторов: увеличенное изображение сцены. Начали зажигаться прожекторы, словно говоря: «Ни в коем случае не смотри в ту сторону!» Они были установлены на высоких конструкциях по бокам от сцены. Мимо меня прошла суура в стле и хорде, говоря в прикреплённый к наушникам микрофон.

Моё имя выкрикнул молодой иерарх, единственной задачей которого было препроводить меня к некоему фраа Лодогиру, инаку лет семидесяти, чьё одеяние ушло в эволюционном развитии от стлы также далеко, как домашняя птица — от доисторической рептилии.

— Фраа Раз, мой дорогой юный друг! — воскликнул тот, не дожидаясь, пока нас официально представят. — У меня нет слов, чтобы выразить, как мне понравилось твоё выступление. Где ты отыскал такую милую песенку? В своих скитаниях?

— Спасибо, — ответил я. — Я услышал её в Орифене и не мог выбросить из головы.

— Потрясающе! Расскажи мне, какие они, тамошние обитатели?

— В целом такие же, как мы. Сперва они показались мне совсем другими, но чем больше я смотрю на разных инаков здесь...

— О да, я тебя понял! — воскликнул фраа Лодогир. — Эти аборигены в набедренных повязках — с какого дерева они слезли?

Я не стал говорить, что сам фраа Лодогир выглядит для меня ещё диковиннее «аборигенов», и просто кивнул.

— Тебе уже объяснили, что ты будешь почётным гостем пленария?

— Сказали, но не объяснили.

Фраа Лодогир немного растерялся от моей манеры отвечать, но после недолгой паузы продолжил:

— Так вот, если совсем коротко, я буду твоим сокурсантом.

— Кем, простите?

— СоДИСкурсантом, — пояснил фраа Лодогир, пряча раздражение за негромким смешком. — А вы, эдхарцы, куда педантичнее в произношении! Молодцы, блюдёте традиции! Скажи, вы по-прежнему говорите «просветитель»? Или «светитель», как мы все?

— «Светитель», — ответил я. Фраа Лодогир говорил за двоих, и я счёл, что вполне могу ограничиться короткими репликами.